Стань моим завтра

– Кира заставляет каждого извращенца задать ей этот вопрос. Они должны спросить: «Мама, можно ты оставишь меня в живых?». Но ответ всегда: «нет».

Мне вдруг показалось, что я сижу слишком близко к ее работе. Она хотела вернуть свой роман себе. Я встал со стула, чтобы уступить ей место.

– Сюжет напряженный, – сказал я. – А что именно не понравилось издателям?

– Нет души, – фыркнула Зельда, плюхаясь на стул. – Нет, я понимаю, что история мрачная, но она и должна такой быть.

Я сделал пару шагов, чтобы взять из холодильника еще одно пиво.

– Ладно, а что еще с ней происходит?

– В смысле?

– Чем она занимается? С кем разговаривает?

Зельда нахмурилась.

– С другими агентами. С учеными из «Проекта “Бабочка”».

– Почему ребята из «Бабочки» не отправят кого-нибудь в прошлое, чтобы предотвратить убийство ее дочери?

– Тогда не получится истории, – грустно улыбнулась Зельда. – Как я говорила, их технологические возможности не совершенны. Агенты не могут выбирать, куда они отправятся. База данных определяет время и место, после чего происходит прыжок. Кира надеется, что однажды ее перенесет к убийце дочери, но шансы катастрофически малы.

– Она замужем? Пока она путешествует во времени и надирает задницы извращенцам, ждет ли ее дома какой-нибудь никчемный мужичок?

Зельда усмехнулась.

– Нет, она одиночка. И, пожалуйста, не говори, что любовная линия – это и есть та душа, которая необходима истории. Кире не нужно, чтобы мужчина ее спасал, – сказала она тихим голосом. – Она сама себя спасает – так, как умеет.

– Ладно. – Я отхлебнул пива и прислонился к кухонному столику. – Кто пытается ей помешать?

– Иногда поймать извращенца оказывается непросто. Иногда у нее возникают проблемы с местной полицией, но у нее всегда получается их перехитрить.

Я кивнул.

– Но кто ей мешает? Я имею в виду не в физическом смысле, а в психологическом. Точнее, в моральном.

– В моральном?

Я пожал плечами, изо всех сил стараясь не переводить разговор в серьезное русло.

– Происходит ли в ее голове моральный конфликт, когда она выпускает пулю в лоб парню, который еще ничего не сделал?

– Это не просто какой-то парень, – с гневом произнесла Зельда. – Это извращенец. Омерзительное, издевающееся над детьми животное!

– Да, но пыталась ли она хоть раз запереть потенциального преступника в тюрьме? Я думаю, убийства не идут на пользу ее душе, как бы сильно извращенцы их ни заслуживали.

Зельда уставилась на меня так, будто из моей шеи выросла вторая голова.

– Но о чем здесь думать? Педофил заслуживает смерти. Действительно заслуживает.

Я приподнял руки.

– Я с тобой полностью согласен. Я просто спрашиваю – во благо твоей истории, – где конфликт?

Зельда насупила брови, и я подумал, что иду по тонкому льду. Критиковать чье-то творчество – опасное занятие, даже если делаешь это с самыми благими намерениями. Когда она заговорила, в ее голосе звенело напряжение, и я понял, что был прав.

– В ее жизни куча конфликтов, – сказала она. – Вся ее жизнь – один большой конфликт. Ее терзает чувство вины. Она ведь допустила, что ее ребенок…

Зельда покачала головой и сжала маленькие ладони в кулаки.

– Ее дочку убили. А она не смогла это предотвратить. Она живет с этим каждый день и испытывает облегчение, только когда убивает тех, кто пытается предать этой бесконечной боли других матерей. Другие семьи. Других сестер…

На этом слове ее голос дрогнул.

Господи, что здесь происходит?

Я осторожно поставил пиво на столик.

– Зельда…

– Вот он твой конфликт, – произнесла она дрожащим голосом и захлопнула портфолио.

Она сморгнула слезы за стеклами очков, но я успел их заметить.

– Тебе сейчас не нужна ванная? Я приму душ, чтобы не нужно было… Чтобы утром мы… не мешали друг другу.

– Послушай, прости, если я…

– Ты ничего не сделал. Все хорошо.

Она хлопнула дверью в ванную, прежде чем я успел извиниться за то, что полез к ней с вопросами. Ее графический роман явно был не просто приключенческим экшеном, как она его описала. Она отреагировала так не потому, что хотела защититься от критики. Дело было совсем в другом.

Из ванной послышался шум воды. Я опоздал.

«Здесь есть душа, – думал я, перебирая пальцами страницы ее работы. – Просто она погребена под тяжестью невыносимой боли».

Бах!

Я выключил свет и залез в постель. Зельда лежала на чертовом надувном матрасе, который я уже ненавидел. Мы обменялись сухими пожеланиями спокойной ночи и погрузились в гнетущую тишину. Время тянулось, а сон все не шел. У меня было ощущение, что мы оказались в неравном положении. Что, если я не скажу что-нибудь, следующие два дня мы оба будем чувствовать себя так, словно она ходит по дому голой, в то время как я полностью одет.

Со стороны матраса послышалось беспокойное шуршание, и я решил рискнуть.

– Зельда, – сказал я в темноту. – Ты не спишь?

– Нет, – ответила она. – Не получается заснуть.

– Это все я виноват.

– Нет, ты что. Прости, что так слетела с катушек. Я ценю то, что ты пытался помочь, просто мой роман…

Она вздохнула.