Становление (СИ)

Невинность и порок — вот две, казалось, противоположности, что сводят мужчин с ума. Та женщина, которой удалось, хоть в каких пропорциях, но соединить эти полюса, уже имеет преимущество перед мужчиной. Суммировать к тому и необычайно привлекательную внешность, прибавить некоторую подготовленность к встрече, и у Карамзина не оставалось шанса не проявить интереса к Аннете.

А подготовка была осуществлена, пусть и относительно поверхностная. Как только Сперанский узнал, что в дом, который украшает своим присутствием Екатерина Андреевна, захаживает молодой господин Николай Михайлович Карамзин, Михаил Михайлович приказал усилить внимание к литератору.

Мало того, купленная служанка Андрея Ивановича Вяземского передала сведения, что и барышня не так чтобы ровно дышала в сторону Карамзина, считая того чувственным писателем и пиитом. Как это часто бывает, девушка спутала творчество пиита, его героев, с самым автором-человеком. Это далеко не всегда тождественные явления.

Теперь же есть шанс несколько поколебать образ Карамзина и сделать его, пусть и временно, но нерукопожатным в обществе. Вот, к примеру, забеременеет Аннета, конечно, не в реальности, а на словах, ну, и Николай Михайлович бросит её. И о таком казусе случайно узнает… Да все узнают и в такой сентиментальной форме, с душераздирающими подробностями, что девушки зарыдают, а мужчины сожмут кулаки.

Был, конечно, риск того, что Карамзин узнает, что Аннета ещё три недели назад жила в доме Сперанского. Но, во-первых, шансов получить такую информацию крайне мало. Во-вторых, и на этот случай есть некоторые объяснения.

*……………*………….*

Воронеж

10 июля 1796 года (Интерлюдия).

Александр Васильевич Суворов уже как месяц назад был готов маршами, свойственными его войскам, стремительно двигаться в сторону Кавказа. Однако, если экспедиционный корпус был уже собран и ждал отправления, то обеспечение войск не просто хромало, оно оказалось сверхбездарным.

Не было в достаточной мере пороха, свинца, запаздывала артиллерия, которая всё никак не прибудет то из-за размякших дорог, то потому, что нет в достаточной мере коней. Но главное — нет запаса провианта. Кормить тридцать тысяч солдат и офицеров было почти что нечем.

Предполагалось, что после присоединения к корпусу Кавказской дивизии, оснащение армии резко улучшится, так как склады на Кавказской-Моздокской линии окажутся в полном распоряжении Суворова. С тем, что там должно было быть, можно оснастить вдвое больший корпус. Ключевое тут «должно было».

На деле всё вышло ещё хуже, чем когда-либо ранее в карьере Александра Васильевича. Не было почти ничего, а средства, которые выделены на оснащение Моздокской оборонительной линии, частью растворились в руках интендантов, частью перенаправлены на подготовку к военной реформе.

И спросить, по сути, не у кого. Чехарда с командирами на Кавказской линии началась ещё в последние годы царствования Екатерины Алексеевны. Сейчас там и вовсе нет хозяина. Мало того, так и кабардинцы, почуяв, что Северная империя оказалась в некотором замешательстве, всё больше тревожили русские коммуникации. И под такие набеги списывалось огромное количество материально-технического оснащения.

— Ваня, созывай Военный Совет! — в несвойственной себе серьёзной манере потребовал Суворов.

Иоганн Фридрих Антинг, бывший при Александре Васильевиче мемуаристом, удивился приказу, но, безусловно, собирался его исполнить. Вот только на полковника Антинга вышел один человек и за некоторые деньги упросил Иоганна Фридриха поговорить с Суворовым о встрече.

— Отьец родный, прими человека одного, прошу, — сказал Антинг, обращаясь у своему командиру так, как тому нравится.

— Кто ещё? — недовольно спросил Суворов.

Александру Васильевичу форма вопроса понравилась, а вот содержание нет. Суворова раздражало, когда кто-то из его ближнего окружения начинал ходатайствовать за других. У него вообще обострилась реакция на любые проявления интриг. Но полковник Антинг ранее ни о чём не просил, пусть многое и получал. Потому Суворов решил выслушать.

Через полчаса Александр Васильевич смотрел на сорокалетнего мужчину, которому явно была не чужда военная служба, так как выправку доброго офицера Суворов даже не видит, он её чувствует. Солдатское, а скорее, офицерское прошлое не спрячешь за гражданским платьем.

— Где служили? — спросил генерал-фельдмаршал, не совсем понимая, как вести себя с представшим перед ним человеком.

— Третий егерский батальон, Ваше Высокопревосходительство, — мужчина показал правую руку. — Казлуджа, Ваше Высокопревосходительство, а руку потерял, когда останавливали прорыв турки к Шумле.

Прапорщик снял перчатки, чуть приоткрыл рукав, и Суворов смог более отчётливо рассмотреть протез кисти. Это изделие было настолько похоже на руку, пусть и не движимую, что в перчатке и не разберёшь, если не акцентировать внимание.