Станция назначения - Харьков

- Бог его знает, Леонид Борисович. Как изволите, так и называйте: нюхом, опытом, интуицией, психологией. А только поверю. В чем ином - нет, а в этом поверю. И ей поверю, и Кустарю. В сторонке они от этого дела стояли, да и не слышали ничего.

- Говорят, земля слухами полнится...

- Пустое, Леонид Борисович.

- Но все-таки за кого цепляться будем? За Корейшу? За Филимонова?

Он отрицательно покачал головой.

- За кухарку покойного?

- Тоже в сторонке. В наводке она не участвовала.

- Где же концы искать?

- Может быть, в дальнейших показаниях Эгерт, - как нечто само собой разумеющееся сказал Борин, - а может, Семенюка...

- Этого пьяницы? - скептически спросил я, невольно становясь на позицию Ермаша.

- Пьяница-то он пьяница, верно. Но ежели Семенюк не ошибся, отвечая на десятки других вопросов, то почему должен был ошибиться, описывая внешность, а тем паче одежду преступника?

- "Земгусарский шевиотовый френч, офицерские шаровары и черные хромовые сапоги на высоких каблуках"?

- Совершенно справедливо.

- Как же расценивать тогда показания нашего Прозорова о том, что последним посетителем Глазукова был студент в темно-зеленой куртке института гражданских инженеров, лет двадцати - двадцати пяти?

- Прозоров без года неделю службу в сыске проходит, Леонид Борисович, а Семенюк всю жизнь портняжит. Ремесло почище клейма: всегда о себе напомнит.

- Но противоречия в описании внешности убийцы.

- Бородка и усы?

- Вот именно.

- Нет так уж трудно обзавестись фальшивыми.

- А не игра ли все это воображения, Петр Петрович?

- Может, и игра. Не смею спорить, Леонид Борисович, - наклонил он голову с редеющими волосами, четко разделенными на две части косым английским пробором. - Да только гражданина, о котором говорил Семенюк, похоже, видела накануне убийства Глазукова модистка Басова. И при усах видела, и без оных...

Борин поскромничал. За прошедшее время расследование убийства Глазукова продвинулось значительно дальше, чем я думал. О Басовой я не знал.

- Тогда следует исходить из того, что убийца гримировался, опасаясь быть опознанным? Тогда он или жил на Козихе, или часто бывал там?

- А собственно, кто нам мешает предположить это? - вопросом на вопрос ответил Борин.

Эгерт вместе с Хвощиковым должны были появиться у меня минут через сорок. Это давало возможность собраться с мыслями и подготовиться к допросу.

Материалами проверки предыдущих показаний Эгерт я к тому времени еще не располагал: Сухов только выехал в Петроград, и известий от него не поступало.

Правдивость была не самой заметной чертой в характере дочери придворного парикмахера. И все-таки предыдущие ее показания особых сомнений не вызывали, хотя они являлись не столько правдой, сколько полуправдой. Я чувствовал, что в механизме довоенного ангела что-то сломалось и он не то чтобы полностью капитулировал, но потерял нечто важное в своей способности к сопротивлению и украшательству.

Да и то, что я слышал или читал о Каляеве, которого, как и Розу Штерн, всегда относил к "книжным революционерам", как-то естественно вписывалось в эту нелепую и несуразную встречу его с великой княгиней, в еще более нелепую поездку великосхимника Афанасия в Алапаевск и, наконец, в финансирование этой дурацкой затеи проэсеровски настроенным офицером Жаковичем.

Итак, будем пока исходить из того, что вояж Олега Мессмера в Алапаевск совершен не за счет "Алмазного фонда", а на личные средства поклонника Каляева господина Жаковича, который одновременно был не прочь оказать услугу и царской семье. Не аксиома, разумеется, а гипотеза, но достаточно вероятная. В том, что это рискованное поручение взял на себя Олег Мессмер, присутствовала даже некоторая логика. Мессмер хорошо знал алапаевского игумена Серафима, ценил участие Елизаветы Федоровны в судьбе сестер Эгерт, поэтому Уваровым, Жаковичу и Эгерт не так уж сложно было на него воздействовать.

Что же касается лже-Косачевского, который якобы изъял (отобрал или выманил хитростью?) у Елены чемодан с ценностями "Фонда" и тем самым толкнул несчастную на самоубийство, то эта история представлялась значительно менее правдоподобной, чем предыдущая.

Я готов был поверить в лже-Косачевского, завладевшего чемоданом.

Почему бы и нет? Авантюристов всегда хватало, а тем более в то бурное и смутное время. Я даже не сомневался, что Елена или пыталась в апреле восемнадцатого покончить жизнь самоубийством, или так добросовестно инсценировала эту попытку, что чуть было не погибла в действительности. Тут мы располагали показаниями Муратова, сестры Елены - Марии, ее мужа, наконец, опрошенного Павлом Суховым врача больницы.

Чего уж тут говорить!

Но вот в то, что изъятие лже-Косачевским чемодана с ценностями "Фонда", если подобное вообще имело место, толкнуло несчастного ангела на самоубийство, в это я мог поверить, только слушая Муратова и еще не познакомившись лично с Эгерт. Когда я получил некоторое представление о дочери придворного парикмахера, даже само предположение, что она способна из-за такого с ее точки зрения пустяка на самоубийство, могло вызвать лишь улыбку.

Собственность федерации?