Август не знал, что, разглядывая коллекцию фотографий, она пыталась вообразить свою жизнь в другой вселенной. Как это — входить в комнату, щелкнуть выключателем и все озарится светом. Оставлять мусор в пакетах у обочины, чтобы их забросили в грузовик и увезли в какое-то далекое невидимое место. Звать полицию в случае опасности. Открывать кран, откуда льется горячая вода. Поднимать трубку или нажимать кнопку телефона, чтобы поговорить с любым человеком. Что вся информация хранится в Интернете, а он везде, вокруг тебя, кружит в воздухе, словно пыльца на летнем ветерке. Что есть деньги, кусочки бумаги, которые можно обменять на что угодно — дома, лодки, идеальные зубы. Что есть стоматологи. Кирстен представляла, как сейчас где-то протекает эта жизнь. Как в комнате с кондиционером просыпается еще одна Кирстен, которой приснился кошмар, что она бродит по пустынной местности.
— Параллельная вселенная, где возможны космические путешествия, — проговорил Август.
Они уже с десяток лет играли в эту игру. Сейчас они лежали на спине, разомлев от жары. Ветерок шевелил березовые ветви, солнце подсвечивало зеленую листву. Кирстен закрыла глаза. Силуэты, отпечатавшиеся на сетчатке, медленно померкли.
— Космические путешествия и так возможны. Я видела снимки.
Рука сама собой потянулась к шраму на скуле. Если существуют лучшие вселенные, то должны быть и более страшные. Вселенные, где Кирстен помнит первый год на дороге, например, или откуда взялся этот шрам, или где она потеряла больше чем два зуба.
— Мы добрались только к вон той серой луне, — сказал Август. — А я говорил о путешествиях, которые показывают в сериалах, типа других галактик, планет.
— Как в моих комиксах?
— Они странные. Я скорее имел в виду «Стартрек».
— Параллельная вселенная, где мои комиксы реальны, — произнесла Кирстен.
— В смысле?
— Я говорю о вселенной, где мы поднялись на Станцию Одиннадцать и улетели прежде, чем все кончилось.
— Ничего не кончилось, все продолжается. Но неважно. Ты хотела бы жить на Станции Одиннадцать?
— Мне кажется, там красиво. Все эти острова и мосты…
— Там ведь постоянно ночь или сумерки, да?
— Какая разница?
— А мне этот мир больше нравится. На Станции Одиннадцать разве есть оркестр? Или мне пришлось бы в одиночку стоять на камнях в темноте и играть на скрипке для огромных морских коньков?
— Ладно, тогда вселенная, где зубы лечат лучше, чем здесь.
— А ты высоко метишь.
— Если бы у тебя зубов не хватало, ты понял бы, куда я мечу.
— Справедливо. Жаль, что у тебя беда с зубами.
— Вселенная, где у меня нет татуировок с ножами.
— Я тоже хотел бы там жить, — согласился Август. — Вселенная, где Саид и Дитер не исчезли.
— Вселенная, где работают телефоны, чтобы мы могли просто позвонить и спросить, где «Симфония», и встретиться с ними.
Они помолчали, глядя на листву.
— Мы их найдем, — произнесла Кирстен, — мы снова встретимся.
Но, конечно, откуда им было знать.
Они спустились с чемоданами с насыпи. К сумеркам дорога свернула обратно к песчано-галечному берегу и впереди показались первые дома Северн-Сити. Лес кончился, между дорогой и озером виднелись лишь молодые березы. Газоны давным-давно заросли, а сами дома почти скрылись за лозой и кустарниками.
— Не хочу никуда лезть ночью, — сказал Август.
Они наугад выбрали дом, побродили по заднему двору и, наконец, разбили лагерь за сараем. Есть было нечего. Август отправился на разведку и принес немного черники.
— Я подежурю первой, — вызвалась Кирстен.
Она села на свой чемодан, прислонившись спиной к стене, и стиснула нож. Над травой сновали светлячки. Через дорогу шумела вода. В листве шелестел ветер. Захлопали крылья, раздался писк грызуна — сова настигла свою жертву.
— Помнишь человека, которого мы встретили на заправке? — спросил Август. Кирстен думала, что он уже спит.
— Конечно. А что?
— У него был шрам. — Август сел. — Я вдруг понял, откуда он взялся.
— Его пометил пророк.
Нахлынули воспоминания. Кирстен резко двинула запястьем, и нож срезал верхушку белого гриба, растущего неподалеку.
— Да, но что насчет самого символа? Как бы ты его описала?
— Не знаю. Похоже на строчную букву «ти» с еще одной чертой ниже.
— Более короткой и ближе к низу. Подумай. Это ведь неспроста.
— Я и думаю. Наверное, это все-таки просто символ.
— Это самолет, — произнес Август.