Станция Озерки

— Так, а теперь по порядку и в темпе вальса. Некогда мне тут с вами рассиживаться, — приказал Олег Дмитриевич.

Говорил в основном Кирилл. Рассказывал об их предположениях и догадках, и о том, что они успели сделать и узнать. Константинов заставил их подробно описать девушку-акудзина. Начальник долго сидел, задумавшись, пока не пришел к выводу, что таких девушек среди акудзин может быть ни одна сотня.

— И как ее найти? — нахмурился Константинов.

— Есть одна мысль, — загадочно проговорил Марк.

— Я тебе что, Нострадамус? Договаривай! — потребовал начальник.

— Скажем, пройдусь по связям, может чего дельное подскажут, — нехотя ответил Марк.

— Связи у него, видите ли... Идите, работайте. Как что будет, доложете, — проворчал Константинов и уткнулся в бумаги, делая вид, что подчиненные его больше не интересуют.

Те обменялись многозначительными взглядами и ретировались, пока начальство не передумало.

***

В этот вечер Марк прыгнул не к себе домой. Он переместился в холл роскошного особняка. Высокие потолки, большие хрустальные люстры, оригиналы известных картин на стенах, дорогие, иногда даже древние вазы на высоких постаментах, блеск мраморного пола и ступеней парадной лестницы — все это было родным и до боли знакомым.

— Я уж думала, ты совсем о нас забыл, — раздался за спиной мелодичный голос.

Марк обернулся. Миловидная блондинка с короткой модной стрижкой приблизилась и нежно обняла его. Софья Эдуардовна Голицына выглядела лет на сорок, и лишь немногие знали, что она уже разменяла седьмой десяток. Все благодаря сильной сущности, которая к тридцати годам будто останавливала для акудзин время, пока сама не начинала угасать лет через сто-сто двадцать.

— Здравствуй, мама.

Софья Эдуардовна внимательно посмотрела на сына и покачала головой.

— Выглядишь неплохо. На кухню или в гостиную?

— На кухню, конечно! — улыбнулся Марк.

Их посиделки за кухонным столом были неким ритуалом. Там было уютно и тепло, а разговор за чашкой чая дарил чувство умиротворения.

— Элина, завтра я сама приготовлю завтрак, вы можете идти, — сказала Софья Эдуардовна повару, и девушка, доделав дела, испарилась.

— Не видел ее раньше... — протянул Марк.

— Она подменяет Валентину. Двойка. Милая девушка, но, Марк, мне бы хотелось, чтобы ты обращал внимание на равных.

— Это что-то на немецком, да? — делано удивился Марк.

Софья Эдуардовна покачала головой и поставила перед ним тарелку с запечённой рыбой и пикантные брускетты.

— Я серьёзно, тебе уже тридцать. Да, по нашим меркам — ни о чем, но с твоей тягой к слабеньким сущностям и людям, я переживаю за наше наследие.

— Мама, я не собираюсь жениться, — простонал Марк. — А чем тебе не угодили человечки? Они миленькие.

— Они человечки. В остальном они меня абсолютно устраивают.

— Опять что-то на немецком, — усмехнулся Марк.

— Оставим это. Я вижу ты не настроен говорить серьезно. Расскажи мне лучше, дорогой, как ты оказался в Седьмом отделе? Сказать, что я удивлена — ничего не сказать.

— Когда вы успели развестись с отцом? — серьезно спросил Марк.

— Развестись? Ты о чем?

— Тогда просто говорите почаще, ведь это папенька меня пристроил.

У Софьи Эдуардовны вытянулось лицо, хотя, будучи представительницей древнего знатного рода, она старалась следить за мимикой даже с членами семьи.

— Он скорее бы пристроил тебя подле себя, но не в Седьмой отдел, — покачала она головой, не веря в услышанное.

— Эх, мама. Плохо ты меня знаешь, а отец, выходит, знает меня лучше.

Тень обиды мелькнула на красивом лице женщины, но она тут же взяла себя в руки.

— С чего ты так решил?

— Ему известна моя нелюбовь к власти и бизнесу и он смирился с этим.

— Ну хорошо... Но ты бы мог вернуться преподавать в ИЛИ. Либо в библиотеку. Уверена, Евгений Михайлович был бы рад тебя там видеть.

— Я думал над этим, — признался Марк. — И думал вернуться к работе, но понял, что пока не могу и не хочу. Я как будто выгорел.

— Такое случается, сынок. У тебя просто кризис среднего возраста, — философски заметила Софья Эдуардовна.

— Какой нафиг кризис? Мне всего тридцать! — возмутился Марк.

— Кризисы в жизни и людей, и акудзин встречаются чаще, чем ты думаешь. Первый твой кризис был примерно в три года.

— Нашла, что вспомнить, — фыркнул Марк.

— Твои истерики так просто не забудешь, — парировала она. — И все же... Почему Седьмой отдел? С твоим умом и талантами... Я ничего не хочу про них сказать, они делают очень важную и полезную работу, но... это не твое.

— Я тоже так думаю, но почему-то еще там, — задумался Марк. — Это даже бывает интересно. Вчера мы с коллегой ездили в пригород, общались с людьми, меняли им память, рыскали по милицейским архивам. Я не сидел на месте, устал как собака... и я начал нормально спать.

— Это может и поможет тебе переключиться на время, отвлечься. Забыть о том, что произошло. Мне кажется, что ты принял все это слишком близко к сердцу и пропустил через себя.

— Ты когда-нибудь убивала? — жёстко спросил Марк.