Жена управляющего нажала на кнопку зуммера в конце стойки, и мгновение спустя в большой холл, где потолок опирался на стропила, вошла высокая девушка с каштановыми волосами до плеч. Она была в обтягивающих брючках, коротких сапожках, отороченных овчиной, и в белом пластиковом жакете, который, закрывая руки и плечи, свободно спускался на бедра. Из ее голубых туманящихся глаз кричала юность.
— Фаустина покажет вам ваш номер, — сказала жена управляющего. — Просите ее о чем угодно, и она все для вас сделает.
Девушка прошла вперед, подняла его рюкзак, без видимых усилий вскинула его на плечо и направилась через боковой вход к старинной наружной лестнице. На втором шаге она остановилась и обернулась к нему.
— Может быть, прислать еще девушек?
Ее веселый взгляд унижал. Он опустил глаза, уставившись в пол.
— Нет, — ответил он. — Не сейчас.
Она пожала плечами и продолжила подниматься по лестнице. Он следовал за ней, дивясь плавным движениям ее ног и рук, ее грациозной силе и юности, которая чувствовалась в каждом ее движении. «Боже, вот бы снова стать молодым!» — подумал он. Внезапно он почувствовал, что его страшно обманули — отняли у него жизнь и любовь. Ему страстно захотелось припасть к ее плечу, похитить немного ее молодости и силы. Захотелось увидеть желание в ее глазах. Вместо этого она на миг задержалась в дверном проеме номера, приготовленного для него управляющим. Он заметил в ее глазах жалость.
Она поставила его рюкзак на пол.
— Кнопка около кровати, — сказала она. — Если вам что-нибудь понадобится, нажмите ее.
С этими словами она прошла по коридору на лестничную площадку.
Он услышал ее шаги на лестнице. Затем воцарилась тишина.
Комната оказалась просторной. Все комнаты в Убежище были просторными. Просторными и пустыми.
За десятилетия ему доводилось ночевать в дюжине подобных номеров. Теперь ему предстояло спать в одной из таких комнат — спать мертвым сном и забыть о звездах, космосе и одиночестве. Он забудет жалость, которую заметил в глазах девушки, забудет, что единственная любовь, какую он когда-либо знал, — это любовь, оплаченная Домом Христопулоса твердой наличностью и внесенная на тот же счет, что хлеб и вино. Он забудет — по крайней мере ненадолго — о том, что, хотя замедленные часы обеспечивают ему относительное бессмертие, он уже очень стар.
Он подкинул дров в большой каменный очаг и откинул одеяло на огромной кровати с четырьмя столбиками. Разделся, принял душ, взобрался на старинную кровать и дал усталому телу погрузиться в перину, набитую гагачьим пухом.
Он подумал о Беттингере и Флинне, двух других пилотах реактивных тягачей. Сейчас, наверное, Беттингер уже подлетел к Бимини и увидел бушующее темное море там, где когда-то находилось поселение андроидов и обнесенное изгородью озеро. А Флинн прибудет туда через несколько месяцев — а то и лет, если объективно рассчитывать время. Оба возвратятся с пустыми капсулами.
Мэттыо вздохнул и повернулся на бок.
Он ничего не мог поделать. База «Бимини» перестала существовать, и говорить тут было не о чем. Он вскользь вспомнил капсулу на орбите и задумался, почему Зевс IX не захотел сбивать ее; однако пути Господни по природе своей неисповедимы и не подвергаются сомнению, и вскоре Мэттью Норт перестал размышлять и уснул.
Стук в дверь вырвал его из навязчивого сна о его погубленной юности.
— Да? — отозвался Мэтт Норт, садясь в постели. — В чем дело?
— К вам посетитель, мистер Норт.
— Посетитель? Кто?
В голосе Фаустины звучало благоговение.
— Гера Христопулос. Она ожидает вас внизу. Пожалуйста, скорее, мистер Норт.
Удаляющиеся шаги. И снова тишина.
Некоторое время он пребывал в полном оцепенении. Наконец, вырвавшись из него, Норт выбрался из кровати и вытащил из рюкзака свой лучший костюм. Облачившись в него — все это время его била дрожь, — он смочил и расчесал седые редеющие волосы. Его расстроила темная щетина на щеках — следовало бы побриться перед тем, как лечь. Но теперь было слишком поздно.
Гера Христопулос. Жена Зевса IX...
Высокая, красивая холодной красотой. Темные глаза смотрели из-под тонких черных четких бровей, и в них было нечто, напоминавшее о глубоком космосе. Темные волосы, зачесанные наверх и свернутые жгутом, рассыпаясь, ниспадали, подобно водам киммерийского источника, и вспыхивали микроскопическими звездочками, отражая огонь очага, перед которым она стояла, как изваяние. Алый саронг, держащийся на серебряной цепочке, обнимавшей шею трижды, обвивал ее статное тело и заканчивался серебряной полосой прямо над ее правом коленом.
Она отстегнула замочек на горле, удерживавший ее горностаевую мантию, и белоснежный мех мягко упал на плитки пола; в нем, словно в снегу, наполовину утонули ее ноги в сандалиях. Она высокомерно стояла в этом снегу, а отблески огня подчеркивали дерзость ее обнаженных рук и плеч и полуобнаженных ног.