Старфайндер

Гера вопросительно смотрела на него. Свет, который источали непристойные фрески, придавали ее плоти красноватый оттенок, углубляя темноту ее глаз. Он поглядел за ее плечо и увидел огромное ложе под балдахином с алыми подушками и черным стеганым одеялом. Он услышал собственное хриплое дыхание, почувствовал, как колотится сердце, — и мгновенно понял: чтобы обладать ею, ему придется предать гораздо больше, чем то, что представлял Зевс IX; что, как любая верность, выстроенная на самообмане, его преданность Дому Христопулоса ничего не стоит.

Он беспомощно стоял, а вокруг все рушилось.

— Я посажу капсулу, когда пожелаешь, — произнес он.

— Да, — рассеянно отозвалась она, словно услышала его слова задолго до того, как он их произнес. И добавила: — Если подождешь снаружи, я прикажу служанкам подготовить меня.

И хлопнула в ладоши.

Дрожа, он вышел в мезонин. Появились Елена Троянская с Гекубой, бок о бок вошли в комнату и закрыли за собой дверь.

Он почувствовал, что дрожит еще сильнее. Чтобы успокоить мысли, он подошел к мраморным перилам и заглянул вниз, в огромную комнату. Он смотрел на фонтаны, столы и скамьи. На колонны, на стоящих у каждой колонны андроидов, словно прикованных к ним цепью. Он смотрел на Иктина и Каллистрата — архитекторов, которые возвели первоначальный Парфенон; на Фидия, скульптора, который надзирал за постройкой здания; на Зенона, Поликлета, Праксителя, Гомера, Парменида, Левкиппа, Аристофана, Софокла, Еврипида, Эсхила...

Эсхил смотрел на него, его глаза то вспыхивали, то гасли.

Андроид отошел от колонны, пересек пол и поднялся по ступеням. Он подошел к тому месту, где стоял Мэттью, и коснулся его руки.

— Пойдем, — произнес он. — Я покажу тебе, и ты поверишь.

Мэттью ощутил досаду.

— Покажешь? Что?

— Я покажу тебе, — повторил Эсхил. — Идем.

Глаза-трубочки мигали с тревожной частотой. Какая же нелогичность так расстроила старика?

Вдруг Мэттью стало любопытно, и он сказал:

— Ладно... но тебе придется поторопиться.

Эсхил повел его по мезонину вниз к внушительной двери в самом дальнем его конце. Дверь была закрыта, но Эсхил достал из кармана связку ключей и вставил один из них в старинный замок. В следующий миг дверь послушно отворилась. Проследовав за стариком внутрь, Мэттью обнаружил, что оказался в просторной бане.

Она посрамила бы даже ванну Геры. Вогнутая стена была единой непрерывной фреской, изображавшей Елисейские поля, и незаметно переходила в потолочную фреску, изображавшую синее небо с облаками. Иллюзия глубины была настолько яркой, что в какое-то мгновение ему показалось, будто он шагнул сквозь пространство и время в античную Грецию. Под ногами росла настоящая трава. Баня превратилась в тихое озеро, на берегу которого он стоял. На противоположном берегу возвышались две статуи в натуральную величину — одна изображала Пана, вторая Сирингу. Сиринга убегала, а Пан с поднятым фаллосом догонял ее.

Мэттью посмотрел на бассейн у своих ног. Он достигал примерно девяти футов в диаметре, а глубину имел не более пяти футов. Вогнутое дно бассейна было выложено белым мрамором. Он смотрел в голубую воду, и ему почудились серебристые отблески. «Отражение?» — подумал он. Вглядевшись внимательнее, он заметил другие проблески. В этих блестящих, мерцающих силуэтах он узнал венерианских пираний и, внезапно протрезвев, отошел назад. Вода буквально кишела ими!

Почему человеку, пусть богатому, могущему позволить себе подобное чудачество, держать в ванной пираний с Венеры?

Эсхил указывал на дно бассейна. Шагнув вперед, Мэттью еще раз всмотрелся в странную голубую воду...

И увидел кости...

Внушающие суеверный ужас кости, обглоданные, очищенные от живой плоти. Белые кости почти одного цвета с мраморным бассейном. Бедренные кости, тазовые; голые ребра. Череп с темными глазницами. Кости пальцев, один из них все еще с кольцом — с кольцом, несущим фамильную печать.

Фамильную печать Дома Христопулоса.

Или, если взглянуть на нее глазами Эсхила, печать Дома Атрея...

Чувствуя тошноту, Мэттью отвернулся.

— Когда? — заставил он себя спросить.

Эсхил повернулся к нему. Когда андроид заговорил, его глаза замигали еще быстрее:

Поутру, мрачные лелея замыслы, У спящего царя под боком; Она поднялась и из бурных вод Смерть зачерпнула и наверх ее внесла, Чтобы в царев бассейн излить.

Старик умолк. Подняв глаза к нарисованным Елисейским полям и подняв руки в мольбе, он продолжил: