СТАРИК

Сейчас, даже много лет спустя, когда я уже много видел и многое могу сравнить, я вряд ли буду убедителен, назвав старика очень красивым, каковым видел его в мои восемь неразборчивых лет. Он и стариком-то быть не мог в его предельно тридцать пять – сорок, и даже моя мама – его, полагаю, ровесница, - иначе как "старик Альберт" его не называла. Может, из-за густой, заснеженной проседью, бороды и таких же припудренных бровей, и, кажется, даже ресниц, а может, просто иронично...

К нам "старик" попал благодаря мне: приезжих беженцев "разбирали" по разнарядкам полиции, и одиноко стоявший в стороне с кожаным, видавшим виды медицинским несессером "бородач", которого из жалости я поманил рукой и привел домой, был одиннадцатым сверх нормы жильцом в нашем "муравейнике". Мама обреченно сказала: "Будешь спать с ним", - но все спокойно обошлось: я устроился на полу под лежанкой моего брата в шаге от лежбища "старика".

...Много лет спустя я стал учителем, и первая подпись в путевке в это трудное,захватывающее путешествие была не университета, а старика. И даже не на русском языке. И не от Руссо и Песталоцци я унаследовал убеждение, что божье создание – человек, вырастающий из ребенка, лепится учителями и наставниками, и не всегда мама и папа, кроме как "материалом", занимают там много места...

"Старик" Альберт не был

квалификационноучителем, не был и врачом: он даже, помню, казнился по этому поводу, считал роковой ошибкой, что не завершил курс медицины в Берлинском Университете, но его энциклопедические познания привораживали мое детское восхищение, и на наивный вопрос: "Альберт, я тоже буду когда-то знать столько же?" - он снова, как это бывало не раз, улыбнулся: "Пока будешь меня подкармливать своимлэкехом*

.

А в натуре это были пластины толстого подсолнечного жмыха, предназначенного для свиней, после выжимки из него масла в маслобойке.

Его из проделанного лаза благодаря моей "щелевой" комплекции я выносил, когда темнело, для всех обитателей нашего "муравейника": и на ужин, и на завтрак, и даже для еды ночью, ибо насыщал жмых быстро, но чувство голода возвращалось еще быстрее...

Я же всегда с нетерпением ждал вечерней трапезы, после которой...

...После которой начинался фестиваль грез, фантазий, так красочно привязанных к реалиям нашего мира, что их подлинность и красота не были

*Медовикна идиш