Старость - радость для убийц

- Чего пустым людям на человека глядеть? Он весь в тайне... Господь знает, как, что... Дожили до чего! Убьют посреди Москвы и лежи, кому нужон?

Рассказывать о том, какую страшную бессонную ночь прожила Маринка, как она выла, уткнувшись в подушку, как прижимала к себе то рубашку Павла, то его пиджак? И сколько раз я пробовала говорить ей бессмысленные слова утешения... И как тихонько, без звука, плакал под кухонным столом Олежка...

Я не сразу сообразила, что притащила старую сумку с надписью "Ураган", что все держу её в руке, хожу с ней из комнаты в комнату. Маринка прицепилась внезапно к этой сумке и заговорила быстро, через частую икоту:

- Папина сумка... Папа с ней на рыбалку ездил, в командировки... Если бы сейчас был папа... А он знаешь, как умер? Ты знаешь?

Она совсем забыла, что я все-все это знала. И принялась рассказывать, почти бегая по комнате, глядя в пол, обняв себя за плечи... О том, что её отец был научным сотрудником на крупнейшем производственном комплексе "Ураган", что за свою работу много раз награжден... Надо понимать, лучше многих там кумекал в двигателях для ракет. И вдруг в одно прекрасное утро подходит к проходной, а его не пускают парни в пятнистом камуфляже. Впрочем, как и других сотрудников. Они, интеллигенты, в недоумении и пробуют объяснить новоявленным караульщикам в камуфляже, что, мол, они тут работают по двадцать-сорок лет.

- Отработали! - отзываются молодчики при пистолетах. - Теперь тут склад русско-американской фирмы, "Мальборо" и "сникерсов", уже завезли! Расходитесь по домам! Поздно базарить!

Их, мужчин в белых воротничках, было больше, чем камуфляжников, и они решили поднапереть на дверь проходной и ворваться на свою родную территорию. Но откуда ни возьмись - машины с милиционерами, а те с дубинками.

И вот что интересно: другим сотрудникам попало дубинкой, а ему, отцу Марины, - нет. Он вернулся домой даже не помятый ничуть и только повторял: "приватизация", "приватизация"... И усмехался при этом. Потом лег, закрылся одеялом и умер. А мать её даже не сразу обнаружила, что умер, потому что хлопотала в тот момент над собственной матерью, Маринкиной бабушкой. Так уж получилось: Маринкина бабушка, уже слепая, глухая, все жила и жила и, просыпаясь по утрам, она, бывшая рабочая на заводе, где в войну изготовляли снаряды для артиллерии, начинала перебирать по одеялу пальцами и требовала:

- Дайте... организуйте мне фронт работ!

В тот вечер, как рассказывала Маринка, они с матерью собрались вымыть ветхую свою бабулю в ванне, но та отказывалась решительно:

- Не хочу в воду! Не хочу!

Но нести её на руках, даже двоим, было тяжело - кости ведь тоже весят немало. И тогда мать придумала вот что для бабушкиного уха:

- Не с полной отдачей работаете, товарищи! Вот Сталин вам хвост накрутит! А теперь встали в колонну и в баню... шагом марш!

И бабушка, вот те на, довольно резво вскочила с постели и позволила увести себя в ванну, и они мыли её и смеялись...

А отец уже лежал мертвый... Такие вот дела... И хоронили его почти без цветов... Какие уж цветы у неимущего люда в январе месяце... На книжках-то все деньги плакали после гайдаровских новшеств... Маринина мать только об этом и говорила потом, распродавая хрусталь и другую не шибко дорогую мелочевку. На улице стоя, у коврика - враз как-то позабыв про свое высшее образование и звание заслуженного работника культуры, и умение играть на рояле... Такие вот дела...

"Может, потому, что нам с Маринкой нечем хвастать друг перед другом, мы и не ссоримся?" - думала я. А ещё думала о том, что если уж не везет, так не везет... Бедная, бедная Маринка! Как она любила своего Павлика-Пабло-Паоло! Как надеялась, верила, что единственно своей любовью, верностью подправит, укрепит его слабоватую волю, сумеет отвратить мужичка от водки... И на вазу-конфетницу понадеялась, на большие деньги за нее... Наверняка обнадежилась - вот накупит Павел дорогих заморских тюбиков с масляными красками, да как пойдет писать картину за картиной... И вот тебе на! Опять восторжествовал закон подлости, когда самые-то праведные, трудолюбивые, бескорыстные плачут и плачут, а всяким стервам все нипочем!

Впрочем, пришла на ум Алина Голосовская, раскрасавица Алиночка, которой очень хотелось прорваться в "высший свет" нынешнего темного дня, позабыть-позабросить свою мать-уборщицу и сырую коммуналку на первом этаже пятиэтажки. И ведь свершилось! Мы с Маринкой онемели, когда вдруг вся в белом, воздушном, блескучем, вышла из белой же машины наша стервочка Алиночка, белокурая бестия, которая в мать швыряла тапками и кричала ей: "Нищенка! Зачем рожала? Чтоб и я в тряпье вонючем ходила?" Вот, значит, вышла, вся такая заморская, а рядом с ней примостился мозглячок коротконогий, ушки врастопырку, зато весь в белой коже с золотыми пуговицами...

- Девочки! Это я, я! - позвала. - Познакомьтесь - это мой муж Денис, "торговля недвижимостью". Мы только что из Лондона.

Ох, ты, ох, ты... А чем кончилось? Звонит периодически и ноет: