Старость - радость для убийц

Вот ведь как... Вроде, я должна была думать только о гибели Павла, о своей вине в этой истории, но думалось и о всяком ином, даже ерундовом. Я отметила, как быстро несет нас старый "жигуль", и сказала:

- Быстро едем. Пробок нет.

Алексей покосился на меня:

- Твоя опухоль почти совсем спала. С твоей восприимчивостью, повторюсь, лучше не...

- Свидетелей нет! Понимаешь? Нигде никаких свидетелей! А ты в профиль ничего... можно в бронзе...

- Тебе нужна тишина, покой и любовь.

- Кто же откажется от любви, сам подумай...

В его однокомнатной, как всегда, было тихо, уютно и чисто. Со всей солдатской прямотой он сказал мне однажды:

- Не терплю грязи. С медсестрой, у которой замечу в волосах перхоть, работать не буду.

Я сбрасывала с себя одежки, туфли, он стоял и смотрел. Под душ мы встали рядом, тесно прижались и замерли... Мы уже не жили в розницу, а превратились в одно существо, забывшее обыденность, плывущее в сиреневом тумане нежности. Несмотря на всю свою разрекламированную страсть к чистоте, он не донес меня до постели - мы свалились на пол, на старый ковер и напрочь исчезли из эпохи первоначального накопления капитала, строительства светлого капиталистического будущего и всего прочего. Каюсь, я забыла и про смерть актрисы Мордвиновой, и про гибель Павла напрочь...

Потом, закуривая сигарету, Алексей прижмет мою растрепанную голову подбородком к своей груди и примется описывать с юмором, как прошла его вчерашняя показательная операция в присутствии провинциальных хирургов, как он поначалу разнервничался даже, но скоро взял себя в руки и вышел блеск, прямо-таки блеск, даже ножниц по обыкновению в зашитой ране не оставил...

И я опять обняла его изо всех сил. Но... опять раздумала откровенничать. Раздумала и все. Может быть, потому, что решила не портить ему поездку в вымечтанную Швейцарию трупами? Не рассеивать звездную пыль его отличного настроения своим решением влезть по уши в грязную историю, связанную с Домом ветеранов?

Но расстались мы славно, долго-долго держались за руки, устало, благодарно глядя друг другу в глаза...

Лишь когда осталась одна, меня охватило чувство стыда и паника: "В то время, как Маринка... я..."Кровь бросилась в лицо. В свою квартиру ворвалась вихрем.

- Маринка звонила?

Митька не слышал. У него в ушах, как обычно, музыка. Он разом слушает и спешит глотать с раскрытой книги необходимые знания.

- Митька, тебя спрашиваю, Маринка мне звонила? - ору, как резаная.

Обернулся:

- Нет, никто тебе не звонил.

Это было странно. Я набрала Маринкин номер. Трубку взяла её мать.

- Таня? Очень хорошо. Прошу тебя об одном - никаких больше разговоров о завещании... Я, кстати, хотела его порвать, но оно куда-то делось. Не надо нам никакой дачи. Я убеждена, если бы вы с Маринкой придали значение тому голосу...

- Какому, Наталья Николаевна?

- Тому самому... Маринка слышала отчетливо, мол, не лезь, не копай... что-то в этом роде! Вы же по легкомыслию не придали значения... И вот результат...

- Можно мне с Маринкой поговорить?

- Сейчас позову.

Тусклым, не своим голосом Маринка роняла:

- С меня хватит. Боюсь за Олежку. Никакая дача мне не нужна. Вчера кто-то позвонил, подышал в трубку... Боюсь, боюсь...

- Чем я могу помочь?

- Ничем. Приехали родители Павла из Рязани... Мать моя суетится... Учти, она во всем готова винить тебя, твой характер.

- Учту.

- Хоронить будем на Головинском, где отец... Да, вот что... нужен будет мужчина... гроб нести...

- Поняла. Митька. Во сколько ему быть? Ясно. Я ногу подвернула. Инна Кирилловна не увидит меня рядом. Она права, Маринка. Насчет легкомыслия...

- Что теперь говорить... Распоследние мы с тобой дуры! Убеждена, смерть Мордвиновой связана с убийством Павла. Черное это все дело, жутко черное... А мы как на сцену вышли играть... Смотри, не суйся больше в эту черную дыру! А то и для твоего трупа придется искать мужиков, гроб нести. Тебе это очень нужно?

- Прости меня...

- И я хороша... На дачу позарилась. Разгорелся аппетит... Тань, я вот думаю, думаю, кто мог знать, что эта проклятая ваза-конфетница дорогая-предорогая?

- Нотариус, помнишь, намекала... А понятые слышали... И Сливкину ты сама сказала, что пойдем, оценим...

- Но кто мог знать, что мы с Павлом понесем её на Арбат сразу, в четвертом часу вечера?

- Если следили...

- Вот и я думаю - следили. Им надо было не просто отнят вазу, но убить Павла. Согласна? Чтоб совсем запугать меня. Чтоб больше никаких претензий. Была у тебя такая мысль? А?

- Маринка! Маринка! Именно эта мысль!

Тут бы мне и притормозить. Но не смогла:

- Хотела бы я посмотреть на эту чудо-дачу! Небось, из каррарского мрамора! Под крышей из серебра!

- Ты вовсе очумела - "посмотреть"?! будь она проклята! Провались она пропадом! Поняла?!

Маринка бросила трубку... Я же посидела, посидела, размышляя, подтянула поближе к себе справочник и сыскала номер отделения милиции, "отвечающего" за Арбат, набрала номер дежурного, попросила дать телефон следователя, который ведет дело об убийстве во дворе антикварного магазина "Люпина".

- А вы кто такая?

- Я? Я его жена, Марина Васильевна...