Старосветские убийцы

Генерал попрощался первым. Как и обещал, он вызвался лично доставить преступника в город. Рухнова, со связанными сзади руками, привели из конюшни, где под наблюдением Степана и Порфирия он ночевал. Исправники поеживались от утренней прохлады и широко зевали. После вчерашней взбучки они не сомкнули глаз, проведя ночь под аккомпанемент рухновского храпа и лошадиного ржанья.

Михаил Ильич всем приветливо кивнул и поздоровался, но ответа не получил. Кто смотрел презрительно, кто отчужденно, а Денис Угаров так и вовсе в сторону. Тяжело вздохнув, Рухнов стал забираться в карету, вновь одолженную Киросировым у княгини Елизаветы. Со связанными руками сделать это было нелегко, но исправники пособить не спешили, откровенно забавляясь мучениями арестанта.

– Развяжите его немедленно, у него плечо прострелено, – не выдержал Тоннер и бросился на помощь Рухнову.

– Благодарствую, Илья Андреевич, – сказал тот, когда при поддержке доктора, наконец, уселся. – Жалею, что вам калия не подсыпал. Мыслишка такая была, больно уж сообразительны.

– И вам спасибо, за то, что не успели, – сухо кивнул Тоннер.

– Постойте! Так я и не понял, почему вы Митю из подозреваемых вычеркнули, – напомнил Рухнов. – Ведь все против него было.

– Отношения с Настей его давно тяготили, поэтому он часто ночевал не у себя, а у Анны Михайловны, за ширмой. При старой княгине всегда сиделка, и там похотливая дама Митю не беспокоила. В ночь после свадьбы за ширмой он и улегся. Когда я осматривал старую княгиню после инсульта, спросил у сиделки, как больная провела ночь. Та ответила: "Спокойно, не кричала, Катю не звала. Даже Дмитрия Александровича ни разу не разбудила".

– Понятно! – снова вздохнул Рухнов. – Всего наилучшего!

– Прощайте. – Тоннер вылез из кареты.

– Был рад! Был чрезвычайно рад, – торопливо сунул руку Киросиров, быстренько потряс и так стремительно полез внутрь, что осталось непонятным, чему собственно урядник радуется: тому, что Тоннер помог преступления раскрыть, или тому, что он наконец убирается восвояси.

Круживший вокруг кареты на вороном коне генерал спешился. Он давно уже со всеми простился, но не отказал себе в удовольствии еще раз сгрести Тоннера в охапку.

– Ты через год, Илюха, приезжай сюда на свадьбу. У Елизаветы Петровны траур закончится, надеюсь, не откажет мне, – сказал Павел Павлович шепотом. – Я и рапорт об отставке написал, Николай в Петербург повезет. Лады?

Такое предложение было не единственным. Под одобрительным взглядом Веры Алексеевны держались за руки Маша и Митя. Разлучница-ночь показалась им длинной, как никогда, – семи утра не было, как Митя засобирался к Растоцким.

Как самовар сверкал Ерошка: ему тоже дали вольную, когда Мари согласилась выйти за него замуж.

И Ольга Митрофановна была на седьмом небе. Горлыбин угостил ее исчерпывающим, даже по меркам Суховской, ужином, и она, отбросив всякие сомнения, осталась у него и на завтрак.

– Всегда подозревала, – делилась она впечатлениями с Растоцкой, – что худые жрут больше толстых! Только тщательно это скрывают!

– Так он сделал тебе предложение? – тихонько спросила Вера Алексеевна.

– И не одно, – гордо сообщила Суховская. Оказалось, кроме жены Горлыбин не прочь завести и детишек. С замиранием сердца поинтересовался у дамы сердца, не против ли она, если он будущих чад обучит музыке. Предыдущая супруга тому всячески препятствовала, детки выросли, так и не познав радостей нотной грамоты, и потому к отцу относились с неодобрительным предубеждением. Суховская не возражала, материнские инстинкты бурлили в ней ничуть не меньше женских, а деток от первого брака унесла проклятая скарлатина. Но была загвоздка – лет ей было чуть больше тридцати, а ежемесячные для всех дам события не происходили уже давно. Потому с утра она помчалась к Тоннеру. Краснея и смущаясь, поведала о проблеме и даже дала себя осмотреть, что при других обстоятельствах никакому мужчине не позволила бы.

– Детородные органы в полном порядке, Ольга Митрофановна, – сказал Илья Андреевич.

– Но…

– Совет дам. Только не обижайтесь, – прервал, вытирая руки, Тоннер. – Если хотите детей, немедленно худейте. Пуда два скиньте, и месячные вернутся.

Глазьев с Глашей тоже приглашали его на свадьбу. Анна Михайловна долго советовалась с Тоннером: как не допустить новых инсультов. Больно на правнуков посмотреть хотела. Илья Андреевич порекомендовал не выгонять Антона Альбертовича – тот может и кровь пустить, и в травах понимает. Скрепя сердце, старуха согласилась, и Глазьев долго благодарил Тоннера.

– Я вам книжек пришлю. Почитайте, углубите знания. И доктором больше не называйтесь, чтоб в оказию не попасть. Говорите, что фельдшер…

– Спасибо вам, спасибо, дорогой Илья Андреевич!

– И не пейте больше. Водка, она мозг разъедает, – припугнул Глазьева Тоннер. – Приезжайте в Петербург, я вам на вскрытии покажу.

– Не беспокойтесь, Илья Андреевич, – вылезла из-за спины будущего мужа Глашка. К новому своему положению она еще не привыкла, стеснялась. – Зачем мне пьющий?