Старухи

— А что? В городах — это дело обычное. Сейчас сезон. Многие собирают грибы и особым способом их вываривают, чтобы получить наслаждение. Ваш этот такой же. Только у него помутнение в сознании случилось, он забыл, кто он и где живёт, — обстоятельно рассказывал старухам тонкоусый.

Старухи и разнежились от такой уваги. Когда б ещё такое было, чтобы врачи старухам что-то объясняли? А тут толкует молодой человек, старается для них.

— Чудны дела твои, Господи, — вновь запричитала Анисья. — Вот и до нас наркоманы дошли. Раньше-то такого и быть не могло.

Бабки согласно закивали.

— Делать-то теперь чего? — не выдержала Олюшка.

— А ничего, — ответил фельдшер. — Он не опасен. В больницу я его не заберу, у меня мест там нет. А вот у вас пусть пока живёт, я за ним приглядывать буду. Стану наезжать временами.

Бабки замолчали.

— Матрён, может, давай расскажем ему? — тихо попросила Анисья.

Матрёна после небольшого раздумья кивнула.

— Мы сомневаемся, — решилась она на откровенный разговор. — Тут такое дело было. Ночью к нам покойница приходила, Иринушка, вроде как на него показывала. Будто б сказать хотела, что это он её убил…

Глаза у фельдшера округлились, лицо вытянулось, и вскоре широкая улыбка осветила всё лицо. Выражение стало таким, будто бы он сделал какое-то неожиданное открытие в медицине или нашёл то, что давно искал.

— Послушайте! — почти закричал врач. — А ведь это оч-чень может быть!

Бабки переглянулись. Не такой реакции они ожидали от образованного человека. Что и говорить, до приезда фельдшера старухи сговорились не рассказывать никому о ночной гостье, «не смешить народ». Тут уж просто душа не выдержала, ведь таким хорошим человеком доктор оказался. Сел с бабками за одним столом и на равных с ними, с тёмными, о делах больших толкует. Так их эта ласка подкупила. Иначе б ни за что б не проговорились. Да и всё равно, ждали они, что он позорить их начнёт, мол, какие привидения в наше-то время, это в старину… А он, смотри-ка, вроде и поверил им, и тоже думает, что такое возможно…

Тут, понятно, плотину прорвало. Минут за десять бабки наперебив скроили ему историю почище гоголевской. Увязали все события в одно, вывели заключение и даже мораль нашли. Оказывается, не врала Олеська-криворотая, когда говорила, что леший озорничать стал. Только одного она не знала, что это не леший её в жены тогда брал, а наркоман заезжий, рыжий, вот которого бабки споймали. У того, видать, крыша поехала, он начал за девками бегать. Олеська-то убежала, а Иринушку он споймал. Да замучил как котёнка, видали, ж, какой здоровый. А милиция что? Милиция такие дела и расследовать не будет, вот поэтому Иринушка в ночь эту из гроба встала, чтобы на мучителя бабкам указать.

Фельдшер выслушал всё это со вниманием, даже с каким-то, можно сказать, воодушевлением, но после добавил, вроде даже как бы с досадой:

— Осматривал же я вашу Иринушку. У неё не было следов изнасилования… Да и отчёт я уже отправил, теперь не вернёшь…

— Ну, значит, так замучил, просто так, живодёр, — рассудила Матрёна, проговаривая слова медленно, словно учительница классу.

— Ну, может и так, — согласился фельдшер. — Тогда вам его у себя держать опасно.

Старухи всполошились.

— Может, милиция его заберёт? — спросила Анисья.

— Нет, милиции это дело не надо, — осадила её Матрёна. — Было б нужно, давно б уже искали везде его. А ты видела, чтоб милиция кого искала? Милиция, сами понимаете, занята. Тут бы надо подумать… Осмотреть, что ль, его ещё разок?..

— Вот что! — хлопнул фельдшер рукой после паузы по столу. — Я его сейчас хорошенько осмотрю, и вам точно скажу, опасен он или нет.

— Спасибо! Спасибо Вам! — закудахтали старухи.

Фельдшер снова подошёл к рыжему и в этот раз щупал его с ног до головы, стучал по коленкам, заглядывал в бесстыжие глаза, щекотал подмышками, слушал дыхание и дул в уши. Такого досконального осмотра бабки в жизни не видели.

— Как космонавта! — резюмировала Олюшка.

Через некоторое время все они снова собрались за столом. Молча хлопнули по рюмашке.

— Бабушки, он не опасен! — чётко выпалил фельдшер. — Я его осмотрел, сами видели, с головы до ног, но он теперь не опасен. Действие наркотиков прошло. И он будет постепенно приходить в сознание. Трезветь, так сказать. Наркотиков ему достать негде, значит, больше он не опасен. А я вам завтра порошков привезу, будете его два раза в день поить, из него так дурь быстрее выйдет.

Анисья встала со своего места, подошла к фельдшеру, обняла его за голову и торжественно-звонко поцеловала в губы.

Матрёна и Олюшка последовали её примеру. Фельдшер, расчувствовавшись и окончательно обмякнув, продолжил:

— К вечеру пришлю к вам своего знакомого милиционера. Настоящего ищейку. Не такого, как в райцентре. Он все данные возьмет, будет личность устанавливать. А то наших пока дождёшься, так и помереть не долго.

Фельдшер шагнул уже к дверям да вдруг обернулся и тихо сказал суетившейся рядом Милке, принесшей его чемоданчик:

— Говорить не будет, языка нет…

Позже, уже когда и дверь за «фелшером» захлопнулась, Олюшка спросила Матрёну:

— Чего это он у дверей-то сказал?