Старые долги

Неделю назад, приехав в главк, Соловьев сообщил Олегу Ксенофонтовичу о делах в институте и смиренно попросил совета. С одной стороны, Юрчикова, поскольку тот уже работал над темой, следовало бы подключить к разработке, с другой — он ныне сотрудник главка и к тому же занят: курирует некоторые исследования. Соловьев, надо отдать ему справедливость, излагал факты совершенно объективно. Если его сообщение вызвало крайнее неудовольствие собеседника, который на этот раз даже не скрывал своих чувств, то вины Василия Васильевича здесь не было. Он даже испугался, как бы в главке сгоряча не решили расстаться с Юрчиковым, и поспешил отвести возможный и такой несправедливый удар от своего недавнего любимца, объяснив, что Геннадий Иванович даже не знает об этом разговоре. Олег Ксенофонтович, овладев собой, обещал подумать, посоветоваться. Судя по всему, он собирался думать недолго.

Словом, все шло как должно.

Сегодняшнее утро нарушило эти точные расчеты. Позвонил Старик и любезно осведомился, не будут ли возражать в институте, если на некоторое время отзовут Билибина. Василий Васильевич замер. Перед ним вновь пронеслись недавние честолюбивые мечты, воинственные видения, где ему была отведена роль Полководца, Корифея. Судьба, похоже, продолжала ворожить ему! Если Билибин уйдет из института, можно будет немедля и с полным основанием приступить к разработке темы.

— Надолго? — спросил Василий Васильевич.

— Несколько месяцев, самое большее на год, — ответил Старик, и Соловьев окончательно возликовал.

Но он не дал эмоциям возобладать над рассудком, ответив, что факт этот был бы для института и лично для него весьма прискорбным и лишь в крайнем случае…

— Да, да, именно… — перебил его Старик.

Соловьев не стал расспрашивать, куда направляют Иннокентия: шеф наверняка посчитал бы такое любопытство излишним и ответил бы какой-нибудь любезной гадостью.

Едва закончив разговор, Василий Васильевич заторопился к Билибину. Глядя прямо в глаза своему другу детства и помаргивая от желания выглядеть честным, Иннокентий Павлович принялся клясться и божиться, что для него, как и для Василия Васильевича, звонок Старика — совершенная загадка. Он даже предложил немедленно выяснить все, но вдруг передумал, заявив, что позвонит Старику попозже, поскольку сейчас должен закончить одно неотложное дело. Сделав вид, что вполне поверил клятвам Иннокентия, Василий Васильевич вернулся в свой кабинет.

Он привык идти навстречу житейским штормам. Набирая номер главка, Соловьев уже знал, что будет говорить Олегу Ксенофонтовичу. Сначала информировать — ради этого, собственно, он и снял телефонную трубку. А дальше как получится… Получилось хорошо. Но не очень. Олег Ксенофонтович поблагодарил и сказал, что он в курсе. Тогда Василий Васильевич произнес, стараясь, чтобы голос его звучал не слишком жизнерадостно:

— Ну и ну! Билибин… А раньше — Юрчиков! Кстати, с ним что-нибудь прояснилось?

— Да, — помедлив, ответил Олег Ксенофонтович. — Он тоже. Видите ли, мы тут посоветовались… Сибиряки строят новую установку. Нужны опытные кадры. Просили помочь.

— Но позвольте! — начал было Василий Васильевич, едва не срываясь на крик, потому что ему тотчас стало ясно: его провели, и все его великолепные стратегические замыслы тают, как случайный снежок, выпавший теплым весенним днем. И еще он подумал: Старик! Знакомый злодейский почерк, недаром он издавна опасался шефа. — Позвольте… Кто же будет курировать у нас вместо Геннадия Ивановича? — вывернулся Василий Васильевич в последний миг. И счастливо вывернулся, потому что услышал очень странный ответ:

— Никто.

— Если вас интересуют эти материалы, мы можем, так сказать, своими силами…

— Благодарю вас, — душевно произнес Олег Ксенофонтович. — Не нужно. Сейчас это не имеет значения.

Неделю назад Олег Ксенофонтович был крайне недоволен, что его новый сотрудник, едва приступив к работе, собирается оставить ее. А сейчас для него не имеют значения даже материалы, которые готовил ему Геннадий. Выходит, он рассчитывает на что-то большее.

Соловьев положил телефонную трубку с таким почтением, как будто держал сию минуту за руку самого Олега Ксенофонтовича. Ну что ж, таких ребят и пропустить вперед не обидно. Валяйте, жмите, мы притормозим! Так утешал себя Василий Васильевич, но слабое это было утешение. И словно бы в насмешку, словно бы желая поставить все на свое место, судьба продемонстрировала ему Светку Билибину под руку с Геной Юрчиковым. Ему бы радоваться, что у Гены новое увлечение и, значит, Ирина осталась при своих интересах, ему бы позлорадствовать, представив себе, как он изобразит жене трогательную встречу молодых людей. Василий Васильевич вроде бы и радовался и злорадствовал. Но — удивительное дело! — вместе с тем явно ощущал неприязнь не только к Юрчикову, но и к его новой возлюбленной. Если же вдуматься — ничего удивительного: несмотря ни на что, он продолжал высоко ценить жену, ее неудачи стали и его неудачами.