Старые друзья

Наш предвыпускной класс обогатился двумя новичками. Первым из них был полупансионер по имени Лурсе, которого все моментально перекрестили в Лурса. Здоровяк ростом выше метра восьмидесяти, с курчавыми волосами и невозмутимым характером, он хоть и был наш ровесник, но выглядел старше. На латыни мы сидели с ним за одной партой, и я хорошо помню свои ощущения от этого соседства: он спокойно, как нечто само собой разумеющееся, заполнял собой весь свободный объем пространства. Он прибыл к нам с запада, точнее говоря, из Нанта. Его отца назначили директором расположенного в соседнем городке частного лицея, в котором его мать работала преподавателем, но сына они предпочли отдать в нашу школу.

Одним октябрьским днем мы с Розиной шли по Лувера, направляясь к автобусу, чтобы ехать домой. Мы шагали с рюкзаками за спиной вдоль решетки городского парка, в котором я до лета часто гулял с Марой. Иногда она приносила с собой транзистор. У нас была там своя скамейка, и как-то раз я на ней даже заснул, положив голову ей на колени.

Розина на ходу горячо жаловалась мне, до чего ей противно на уроке биологии резать лягушек.

– Ты только подумай! У нее же сердце бьется! Прямо бьется! Вот скажи мне: какое мы имеем право их убивать? Почему считается, что моя жизнь стоит дороже, чем ее? Представь себе, что тебя распластали на столе, пришпилили тебе руки и ноги булавками, а вокруг толпятся гигантские лягушки в белых халатах, о чем-то между собой переговариваются и явно собираются вскрыть тебе брюхо! А ты даже закричать не можешь!

Я молчал, давая ей излить свое негодование. Откровенно говоря, судьба лягушек занимала меня меньше всего.

Тогда-то я через парковую решетку их и увидел – Лурса и Мару. Они стояли под кленом, в нескольких метрах от нашей скамейки, лицом друг к другу, и не двигались. Она уткнулась лбом ему в грудь и обеими руками держалась за воротник его куртки. Потом она подняла на него глаза, привстала на цыпочки, и они начали целоваться. Я видел, что они влюблены друг в друга. Я видел, как бьются их сердца, и это потрясло меня в сто раз больше, чем рассказ Розины о лягушках. Я сразу заметил разницу между Лурсом и мной. Мара никогда не тянулась ко мне так, как сейчас потянулась к нему, никогда не вела себя так требовательно. Со своей стороны, я никогда не обладал такой статью, как Лурс, и никогда не держался с ней так же уверенно, как он. У меня никогда не было ни его силы, ни его умения внушать окружающим ощущение надежности.

Больше, чем ревность, меня терзало чувство, что меня предали, – в особенности из-за того, что они выбрали для свидания место, которое я считал нашим с Марой. И вот спустя почти полвека я не нашел ничего лучше, чем снять дом в Уэссане и пригласить туда и его, и ее – людей, которые разбили мне сердце. Что, если они прямо у меня на глазах бросятся друг другу в объятия? Неужели я затеял все это только ради того, чтобы заново пережить былой кошмар?

Отменить встречу я был уже не в силах, зато от меня зависело, как именно она пройдет. Может, стоит раз в жизни плюнуть на самоконтроль и поддаться примитивному инстинкту? Я подожду, пока Лурс сойдет с парома, улыбнусь ему как ни в чем не бывало, а когда он ко мне приблизится, сделаю резкий выпад и головой разобью ему нос. И пусть Мара его утешает.

– Вы что, – крикну я, – думали, что каких-то жалких сорока лет достаточно, чтобы унять такую боль? Вы поверили, что я все забыл? На что вы надеялись? Что я отпущу вам ваши грехи? Так вот же вам! Ты, Лурс, свое уже получил! А ты, Мара, радуйся тому, что ты женщина! Ладно, Жан, Люс, пошли, ребята. Будем есть блинчики, запивать их сидром и вспоминать старое доброе время. А вы, Лурс и Мара, катитесь отсюда. Паром отходит через десять минут, так что поспешите. И можете на обратном пути лизаться сколько влезет – если, конечно, у Лурса не слишком опухнет нос.

Да, на какой-то миг мне захотелось превратиться в грубое животное, способное на подлое нападение, но себя не переделаешь. Если я не набил Лурсу морду сорок лет назад, когда моя рана еще кровоточила, с какой стати мне набрасываться на него теперь?

После выходных, прошедших в обстановке взаимной любви и крайнего оптимизма (отец поинтересовался, намерен ли я и дальше продолжать в том же духе или все-таки одумаюсь), в понедельник утром я подловил Мару в школьном коридоре.

– По-моему, нам надо поговорить.

– Хорошо. Только не здесь и не сейчас. Вообще на этой неделе я не могу.

– А когда?

– В будущую субботу? Вечером?

– Годится.

– Может, в «Глобусе»?

– Нет, в «Глобусе» слишком много народу. Я хочу поговорить с тобой с глазу на глаз.

– Ладно. Тогда, может, «У Танлетты»?

– Договорились.