Старый Сантос и его потомки

Рейзл взглянула с улыбкой на старика, пододвинулась к нему и тихонько в тон стала мурлыкать.

Нехама Сантос поднялась с кушетки, стоявшей у стены, поправила выбившиеся из-под платка седые пряди и сердито сказала:

— Совсем сдурели! Концерт устроили!.. Там стреляют, а вы… поете.

— Тебе что, жалко? Это ведь лучше, чем плакать! — заметил бондарь Менаша. — Разве ты не знаешь: если в тяжелое время люди начинают петь, это лучший признак того, что избавление от всех страданий приближается. Слышите, как гремит? Наша армия на подходе! Это первый гром!.. Еще день-два, и наши вернутся… Пусть поют!

— Если бомба или снаряд не ахнут по нашему ветхому ковчегу, — сказал Кива Бараш, — тогда будем на копе. А пока дела наши так себе, хотя свои и близко.

Грохот с каждым часом усиливался. Тяжелое дыхание войны было совсем близко. Люди сидели усталые, измученные, уставясь в полумрак.

— Эх, если б можно было вот так, среди этого грохота, уснуть и проснуться только тогда, когда все утихнет… — мечтательно произнес Менаша. — С каждым ударом чувствуешь, словно что-то внутри обрывается. Сколько людей гибнет!

— А почему ты думаешь, — вмешался Меер Шпигель, поднявшись на костылях и пройдясь по низкому подвалу, — что каждый снаряд, пуля или бомба непременно попадают в человека? Как бы не так!

Бондарь укрылся старой курткой и прислонился головой к пустой бочке, откуда доносился острый запах вина.

— Была бы бочка полная, тебе было бы не до сна, — сказал Симха Кушнир. — Что и говорить, небось долго еще не придется смаковать вино Гедальи Сантоса…

— Кто его знает? Земля-то круглая… Она, правда, надолго повернулась к нам спиной, но может повернуться и лицом…

Снова послышался хрипловатый голос старого Шпигеля:

Свадьбу отмечали мы в казарме.Ротный тоже был при сем!

В спину кулаком меня поздравил:— Будешь в службе государю молодцом!

Симха Кушнир внимательно вслушивался в знакомую песню, потом покачал головой.

Кива толкнул его локтем в бок:

— Чего мотаешь головой, Симха?

— Думаю…

— О чем же ты думаешь?

— Я думаю о том, что человек — занятное создание! По соседству со смертью находится, а еще поет! Значит, не смерть, а жизнь у него в голове!

— А ты думаешь о кредите и дебете?..

— Угадал! — оживился бухгалтер, услыхав впервые за это долгое время слова знакомые и близкие. — Я думаю о том, что нам придется, если живы будем, все начинать сызнова. Земля одичала, очерствела и имеет такой вид, как в те далекие времена, когда сюда пришел Ицхак Сантос и его соратники; такая она была, когда они поднимали первые борозды, сажали первые лозы… А теперь, после чудовищного нашествия фашистских варваров, чтобы это все привести в божеский вид, работы, должно быть, хватит на целое поколение потомков Ицхака Сантоса…

— Но ведь ты, Симха дорогой, не относишься к потомкам старого виноградаря, — перебил его бондарь Менаша. — Ты относишься к деражнянским ремесленникам, которых царь некогда отправил на каторгу, в Сибирь, за помощь Устиму Кармалюку…

— Конечно! — не без гордости ответил Симха Кушнир. — Но за эти годы переплелись Сантосы и деражнянские каторжане, и мы, в свою очередь, тоже стали потомками старого виноградаря…

— Боже мой, нашли тему для разговора! В такое время… — снова пожурила их Нехама и обратилась к мужу: — Лучше б ты пошел в Лукашивку и привел Лесю с внучкой… Хочу, чтобы они были с нами. Что будет с нами, то и с ними! Хочу, чтобы они были рядом.

Несколько снарядов разорвались на берегу реки.

Меер Шпигель, стряхивая с себя песок, пожал плечами:

— Сразу видно, Нехама, что ты, родная моя, никогда не была солдатом… Твой Гедалья три года служил, был на фронте и знает, что, когда стреляют пушки, нельзя болтаться на дороге. Любой осколочек песет смерть. Надо сидеть на месте и не лезть в пекло…

В подвале царил полумрак. Огарок, стоявший в углу, едва озарял бледные, обросшие лица людей, которые сидели среди бочек, ящиков и разного хлама. Со стен, которые то и дело вздрагивали, осыпался песок. Никто толком не знал, ночь сейчас или день. Канонада все усиливалась.

КОГДА ЖИЗНЬ ВОЗВРАЩАЕТСЯ

Ночь тянулась, и не было ей конца.

Гедалья, который молча сидел на бревне между бондарем и Симхой Кушниром, так и не сомкнул глаз, вслушиваясь в храп соседей. Он боялся шевельнуться, боялся нарушить тяжкий сон товарищей и завидовал им, что они забылись во сне, несмотря на все усиливавшийся грохот орудий.

Едва рассвело, Гедалья осторожно выбрался из своего укрытия, тихонько подошел к двери. Что там? Почему все сразу утихло? Или это ему только кажется? Он приоткрыл дверь, всматриваясь в пустынную улицу, затем выбрался во двор, прошелся до калитки.

Приятный утренний ветерок освежил лицо и грудь. Он испытал блаженство после того, как столько часов подряд отсидел, словно в заточении, в мрачном подвале. Река и курганы, лес и белая скала были скрыты легкой дымкой тумана. Сантос свыкся уже с непрерывным грохотом, и необычная тишина, охватившая всю округу, пугала его.