Старый Сантос и его потомки

Вздохнув, Гедалья рукавом вытер вспотевший лоб. Его большие темные глаза светились радостным волнением. Он нетерпеливо ждал, и вот — топор в его руках. Виноградарь деловито ощупал бочку, ловко выбил дубовую затычку, и из бочки повеяло опьяняющим духом старого вина.

Быстро наполнив бордовой густой жидкостью самодельные кружки, он широким жестом пригласил солдат.

— Кто сказал, что нечем угостить наших дорогих освободителей? Выпейте, хлопцы, за победу! Если мы дожили до этого часа, стало быть, нам грешно не выпить!

Солдаты пили с наслаждением, восхищаясь необычайным вкусом вина. Они наперебой хвалили его, не сводя глаз с хозяина, щедро наливавшего всем.

Бондарь Менаша осмотрел бочонок — хорошо ли заделаны клепки — и, узнав свою работу, довольно хмыкнул. Пригубив вино, он почмокал губами и важно промолвил:

— Да, скажу я вам, божественное вино!

Он опорожнил полную кружку, крякнул от удовольствия и снова похлопал рукой по бочонку:

— Чудо — не вино! Чистое золото! Это вино нужно вдыхать, смаковать, вкушать. Даже я такого еще не пил, слово чести! Хоть много лет дружим с этим виноградарем, но клянусь: таким вином он меня никогда не потчевал!..

Окружающие слушали бондаря и смеялись.

Менаша осушил вторую кружку и сразу покраснел, глаза заблестели, язык еще больше развязался.

— Скажи, мой старый друг, — обратился он к Сантосу, который разливал вино, — скажи мне, откуда у тебя взялся такой нектар? Да еще в земле?!

— Откуда? — Гедалья смущенно усмехнулся. — Очень просто… Когда началась война и я понял, что нам придется расстаться с нашей землей, с плантацией, я тайком зарыл этот бочонок и дал себе зарок, что достану его лишь в тот час, когда наши вернутся. Для наших освободителей я его и припрятал… И вот мы дожили до этого счастливого часа… Понял?

— Понял, да не совсем!.. — Менаша еще раз оглядел бочонок, который уже на три четверти опустел. — В голове у меня не укладывается… Вся округа считает тебя умным и мудрым. Но, как говорится, умный-то, умный, а все же дурень!..

— Чем же я заслужил у тебя такое слово, Менаша?

— Он еще спрашивает! — рассмеялся бондарь. — Как же так! Закапываешь в землю такой божественный напиток, и никто из нас не знает об этом! Ведь все мы висели буквально на волоске! Чудом выжили! Если б не соседи, кто знает, застали бы наши освободители здесь только кладбище… А вдруг бы тебя убили! Тогда без пользы пропал бы такой роскошный напиток!

Гедалья Сантос окинул медленным взглядом окружающих, и брови его нахмурились. Расправив сгорбившуюся спину, он покачал головой и оперся на ручку лопаты.

— Что ты, друг, сказал? Что было бы, если б убили Гедалью Сантоса? А почему, скажи мне, должны были его убить? Почему, спрашиваю я тебя, его должны были убить? Да я, дорогой мой, бессмертен на этой земле! Вот посмотрите на мои руки, натруженные, исковерканные годами непрерывного, тяжкого труда. Гляньте на мои жилы! Разве вот эти высохшие на солнце руки со вздутыми жилами не похожи на старые лозы? Прожил я на свете столько лет — и ни на йоту не причинил людям зла. Гедалья Сантос радовал людей своими винами! А деды и прадеды, которые покоятся на старом кладбище, там, на крутом кургане, возле Лукашивки, разве не они превратили эти курганы в чудесные виноградники?.. А когда грянула эта страшная война, Гедалья разве не благословил своего единственного сына, не отправил его на войну? Не выпроводил ли свою любимую дочь в лес, к партизанам! А ты говоришь… Вот поэтому я и бессмертен на этой земле.

Гедалья говорил негромко, как бы обращаясь ко всем добрым людям на свете.

Симха Кушнир подошел к Сантосу, тронул за рукав.

— Гедалья, это золотые слова, и ты прав. Мне кажется, что бондарь Менаша имел в виду немножко другое. Ты его не совсем понял, насколько, естественно, я разумею. Он, безусловно, думал другое: если б нас, мол, убили, то пропала бы в земле бочка такого божественного вина. Никто бы не знал, где ты его зарыл, никто б не воспользовался твоим трудом…

— Нет, дорогой, это не так! — перебил его Сантос. — В словах Менаши был глубокий смысл. Если б мы погибли, сюда возвратились бы наши дети с фронта. А если и они погибли б, то через двадцать, пятьдесят лет пришли бы на эту опустошенную землю другие люди, осели бы тут и, вскапывая землю, где кучерявились когда-то наши виноградники, они наткнулись бы на эту бочку вина. Попробовав его, они, наверно, сказали бы: «Да, вот это вино! Видно, большие мастера виноделия жили на этой земле». И выпили бы за пас чарку, и помянули бы вас добрым словом…

— Вот видишь, Гедалья! — воскликнул бондарь, обнял соседа и поцеловал в колючую щеку. — Я знал тебя как мудрого человека и не думал, что ты ко всем своим качествам еще и немного философ. Ты прав. А я до этого и не додумался. Все свои бочки я бросил на произвол судьбы… Чтоб ты здоров был и еще сто лет поил нас таким вином, от которого сразу становится легче и веселее на душе!..