Старый Сантос и его потомки

Естественно, после такого признания ей пододвигали стул, приглашали к столу, ставили тарелку, подавали вилку, но делали это с одним условием — умоляли сидеть молча.

Она ничуть не обижалась на такое условие, некоторое время действительно молчала. Но стоило кому-нибудь задеть ее хотя бы одним словом, как она уже готова. Остановить ее или прервать было невозможно! Бондарь Менаша, перед которым она испытывала какой-то непонятный трепет, — наверное, потому, что каждую осень он ей бесплатно чинил бочки, — как-то ей сказал:

— Ну и человек же ты, Рейзл! Откуда у тебя такое словоизвержение? Вечно ты болтаешь! Как ты успела родить и вырастить двух дочерей, ума не приложу! Видать, твой покойный муж Лейзер был ангелом, если он терпел тебя столько лет. — И, задумчиво качая головой, бондарь продолжал: — Отколе я тебя знаю, ты не придерживаешься регламента. Ведь у тебя золотые руки. Первый работник в артели, можно сказать. Если б ты поменьше болтала, не дурила бы людям мозги, то была бы самой почетной женщиной в артели, в поселке… К тому же мне кажется, что твой покойный Лейзер, царство ему небесное, не ушел бы так рано на тот свет. Поговаривают, что он умер от того, что у него опухли уши от твоей трескотни…

— Глупости! Чем я виновата? — Рейзл укоризненно взглянула на доброго бондаря. — Сколько лет богом ему отпущено на роду, столько лет он и жил. При чем тут я?.. Слава богу, я ему родила и вырастила двух дочерей. Ты ведь не можешь сказать, что они у меня плохо воспитаны?

О ее дочерях и в самом деле никто плохого слова не мог сказать, так как обе пошли в отца. В отличие от матери, дочери удивительно неразговорчивы! Их счастье, что они вовремя уехали от Рейзл. Старшая давно в Биробиджане, работает, замуж вышла и тихо-мирно живет со своим мужем и тремя детьми. Изредка присылает матери письма, подарки, поздравительные открытки. Туда, к дочери, Рейзл не может выбраться по той простой причине, что ее смущает даль. Но однажды она превозмогла свой страх и отправилась в Биробиджан. И все обещало быть как нельзя лучше. Но, как на грех, попались общительные спутники по вагону. И Рейзл так заболталась с добрыми пассажирами, что вместо Биробиджана заехала куда-то за Архангельск. Еле выбралась она оттуда и возвратилась в Ружицу… С тех пор к дочери она больше не едет и не собирается ехать. Но зато младшей дочери Цине достается… Цина окончила в Киеве институт, вышла замуж и осела с мужем в столице. Поздней осенью, когда в артели кончаются работы, Рейзл едет в гости к ней…

Правда, к Цине и ее мужу Рейзл не очень любит ездить в гости. Точнее сказать, к зятю не хочется ей часто приезжать. Вы спросите — почему? Да очень просто: не зять, а черт знает что! Тряпка! Рейзл не может с ним слова выговорить. Не успеет она и рта раскрыть, как он ее останавливает. Ему, видите ли, некогда разговаривать. Он, видите ли, очень занят науками! Он большой ученый, профессор, и работает вместе с Циной в обсерватории! Там трудятся солидные, молчаливые люди. Днем и ночью они сидят у огромного, как пушка, аппарата и смотрят на звезды, на Луну, считают эти самые звезды и все что-то записывают в огромные книги. Что они там записывают, этого Рейзл покамест еще не выяснила…

Но все же время от времени она приезжает в гости к дочери и к зятю.

Они хорошо ее принимают, щедро угощают, показывают достопримечательности города, водят в театр, в кино, к Днепру, покупают ей отличные подарки, денег не жалеют. Словом, внешне все хорошо. Но зачем ей этот почет, гостинцы, уважение, подарки, если слова не дают сказать! Вообще-то не подумайте, упаси бог, что зять ее какой-нибудь грубиян… Наоборот! Он очень вежливый человек! Такой вежливый, что дальше некуда! Учтивый, предупредительный, в золотых очках, с лысиной на голове, как обычно у ученых, и без «милости прошу» и стул не придвинет. Когда она приезжает, этот самый ученый не знает, куда ее усадить, то и дело ласкательно произносит «прошу вас, мамаша», «сделайте одолжение, мамаша», подносит ей тарелочку, стул вовремя подставляет, щедро угощает. Но все это не идет впрок по той причине, что здесь лишнего слова ей не дают выговорить. Подадут тарелку с едой, и только Рейзл что-то захочет сказать, как зять уже смотрит в книгу, Цина читает газету. Захочешь зятю слово сказать, так он что-то мурлычет, как кот, не отрываясь от книги. Ты ему одно говоришь, а он, не слушая тебя, отвечает невпопад — ни к селу ни к городу. А вообще-то он больше помалкивает. Время от времени только буркнет: «Ешьте, пожалуйста, это очень вкусно!»

Ну, видали вы такое? Просто беда!

Тогда Рейзл пытается кое-как расшевелить дочь, Цину, сказать ей несколько слов, но где там!

Цина недалеко ушла от своего мужа. Скоро она, говорят, тоже будет доктором по звездам…