Старый Сантос и его потомки

Но многие знали, что это было сделано руками Лейзера Вайсмана. Долгими зимними вечерами человек сидел дома на своем маленьком стульчике и колдовал над упряжью, над седлами… Однажды он смастерил такое седло, что жалко было надевать на лошадь. Даже Перец Мазур, бывалый кавалерист, хорошо разбирающийся в этих делах, с чувством робости садился в это роскошное седло. А так как Данило Савчук и бондарь Менаша когда-то были в Первой конной армии Буденного, они и уговорили шорника и председателя артели отправить это седло в дар знаменитому герою Семену Михайловичу в Москву.

И что бы вы подумали — отправили! Набрались духу и послали по почте. Написали маршалу письмо: так, мол, и так, вспомнив, значит, наши старые походы и то, как рубили врагов революции, мы решили сделать своему начальнику небольшой подарок в надежде на то, что товарищ Буденный примет его в знак всегдашнего уважения и почтения.

Маршал ответил. Поблагодарил за чудесный подарок и поинтересовался в своем письме, кто смастерил такое славное седло, и просил тому человеку передать огромное кавалерийское спасибо от его имени. И еще просил низко поклониться от него золотым рукам этого чудесного мастера-шорника…

По сей день люди в поселке поражаются, как Лейзер Вайсман имел возможность сидеть и мастерить такие седла, такую славную упряжь, когда его благоверная сидела над головой и не переставала тараторить.

Мудрые люди отвечают на это примерно так: во время работы мастер затыкал уши ватой. Кроме того, старался работать тогда, когда жена спала. Она, правда, и во сне ухитрялась говорить, но это Лейзера не беспокоило: сонная, она говорила негромко, почти шепотом.

И все же злые языки утверждают, что своей болтовней она рано отправила своего тихоню мужа туда, где никакие седла уже не нужны…

Не иначе как за свой острый язык Рейзл наказана так жестоко: осталась рано неутешной вдовой, живет себе одна-одинешенька в просторном, светлом доме в самом центре Ружицы.

Но вы сами должны понимать: когда посреди местечка на самом видном месте красуется такой шикарный дом под черепицей, который мог бы стоять и на Крещатике в Киеве, и на Дерибасовской в Одессе, долго ли он будет пустовать?

Не следует забывать, что в край, где растет чудесный виноград и производят знаменитое вино, чаще, чем в другие хозяйства, приезжают всевозможные уполномоченные, контролеры, заготовители, ревизоры, представители, не говоря уже об актерах и писателях, которые интересуются жизнью глубинки. Приезжают лекторы и докладчики. А маленькая гостиница, вернее Дом для приезжих, не в состоянии вместить такое количество гостей. Учитывая все это, Перец Мазур, председатель артели, частенько приглашает в контору Рейзл и говорит ей:

— Послушай, моя дорогуша, пока мы здесь у нас, в Ружице, воздвигнем приличную гостиницу, тебе придется изредка нас выручать. Прибыл представитель из области, и мы очень просим разрешить ему перебыть у тебя денька два-три. Неудобно, знаешь, такого человека не приютить, а в нашем отеле, как на грех, хоть лопни, ни одного свободного места. И в ближайшее время не предвидится. Я бы этого товарища сам взял к себе, но у меня и так уже живут двое уполномоченных из района, а сам я сплю на сеновале… Будь добра, Рейзл, войди в наше положение…

— О дорогой Перец, для тебя — с пребольшим удовольствием. Если ты просишь, я хоть пятерых приму. Дом не развалится. Пусть живут на здоровье хоть месяц!

— Погоди, постой, родная, — прерывает ее Мазур. Я еще не все тебе сказал. Слушай внимательно. Поперед батьки не лезь в пекло… Представь себе, Рейзл, на минуту, что тот человек, которого я тебе пришлю, понимает только по-турецки… Это я тебе говорю к тому, чтобы ты не тарахтела ему на ухо! Понимаешь, дорогая? Он завтра читает у нас в клубе серьезную лекцию, и голова его должна быть свежа, как летний рассвет. Понимаешь? Так я тебя прошу, Рейзл, нет, не прошу, умоляю, пожалей этого человека хоть на один день и оставь его в покое, постарайся молчать, не говорить с ним. Ну, ты понимаешь, дорогуша, о чем я тебя прошу?

Рейзл тогда дуется, с минуту смотрит на председателя пронизывающим взглядом, хочет хорошенько выругать его, но с трудом, правда, сдерживается и спокойно отвечает:

— Все поняла, Перец… А кто тебе сказал, что я с этим твоим представителем должна разговаривать? Что, у меня мало забот и без него? На кой бес мне сдался этот твой лектор, будь он неладен! С него, наверно, такой лектор… Представляю. Ты уже можешь быть уверен, дорогой Перец Мазур, что не то что слово не произнесу, даже в его сторону не плюну! Нужен он мне, как щуке брюки, собаке зонтик, корове седло, козе ермолка, тебе болячка… Твой представитель или, как его, лектор, может вытянуться, я рта не открою. Нужен он мне!