Старый Сантос и его потомки

Но смех смехом, а она мчалась, сияющая, веселая, радостная от дома к дому, от двора к двору. Одному бросит в коридор газету и журнал, другому — открытку, письмо, повестку. Работа у нее горела под руками, словно всю жизнь она только то и делала в Ружице, что разносила почту.

И люди постепенно перестали смеяться над ней. Стали относиться к Рейзл с уважением. Все скоро убедились, что она работает не за страх, а за совесть. И что работа ей явно по душе. Вскоре она стала отличным работником почты, и новый начальник ей объявил благодарность по приказу, премировал и тут же пообещал, что, если так дело у нее пойдет дальше, она получит значок Отличника. Через некоторое время ей сшили новую форму, и она никогда не расставалась с ней, даже в праздники и в выходные дни.

Ни одно заседание на почте не обходилось без нее. Она во все вмешивалась, давала полезные советы, правда, не всегда они были к месту, но остановить ее, когда она выступала, было не так-то просто. Это несколько начало шокировать нового начальника. Рейзл вела себя так, словно была не обыкновенным почтальоном, а по меньшей мере первым помощником начальника.

Постепенно она стала в поселке, — вернее, в каждом доме, в каждой хате — самым желанным гостем. Ни одно торжество уже не обходилось без ее участия. И теперь опа на званые вечера не сама приходила, а ее приглашали наравне с другими гостями. И когда она появлялась, ее усаживали на самом почетном месте, щедро угощали и смотрели на нее совсем иными глазами.

Теперь у Рейзл уже не было времени задерживаться подолгу у крылечек. На праздные разговоры не хватало времени. Дел у нее было по горло. Ей приходилось обслуживать не только Ружицу, но также Лукашивку. Улицы поселка и деревни были разбросаны далеко одна от другой. Туда — гора и сюда — гора. И дважды в день она вынуждена была в любую погоду побывать во всех уголках, разносить людям письма и газеты, добрые и печальные вести. И как ей подчас ни тяжело было, эта работа оказалась по душе куда больше, чем все прежние. Во-первых, она вращалась все время среди людей, пользовалась у них уважением и почетом, а кроме того, почти весь день была на свежем воздухе, — это ей необходимо было при слабости ее легких. Так, по крайней мере, ей говорили врачи.

Люди поражались: ведь она никогда надолго не задерживалась на одной работе, а тут… Ни дожди, ни холода ее не останавливали. Рейзл крепко держалась на своем посту.

Ей ко всему еще нравилась эта работа тем, что она могла читать письма, быть в курсе дела, знать, о чем люди друг другу пишут.

Это ведь очень интересно! Как люди с тобой ни откровенничали, ты у них никогда не узнаешь столько, сколько узнаешь из их писем!

Ранним утром она уже на почте, отбирает письма и газеты, заполняет ими сумку и отправляется в путь-дорогу. Однако не сразу к адресатам. Прежде всего она отправлялась домой, усаживалась на кровати, раскладывала все письма и открытки, надевала на нос очки и начинала перечитывать письма.

Конверты обычно очень легко отклеивались, а те, которые не поддавались, Рейзл осторожно отклеивала то иголочкой, то на пару. Затем заклеивала, да так ловко, что никто ничего не подозревал!

Теперь весь поселок был у нее в руках!

Вскоре Рейзл уже знала все тайны, что у кого происходит. Знала, кто собирается замуж выйти, а кто разводиться, чьи дети хорошо сдали экзамены в городах, а кто провалился и едет домой несолоно хлебавши. Кто влюбился по уши, а кто разлюбил, разочаровавшись…

Иногда ей, бедняге, приходилось сидеть допоздна, чтобы разобрать чей-нибудь отвратительный почерк, а то и до глубокой ночи разбирать каракули, а на другой день бродить по поселку, не имея свободной секунды, чтобы с соседкой поговорить, — она и так опаздывала!

Некоторых людей Рейзл проклинала на чем свет стоит за их ужасные почерки. Но ей было мало того, что она сама читала. Хуже было то, что по секрету — ведь чужие письма запрещено читать — рассказывала их содержание своим подругам и некоторым соседям. Если бы узнал об этом ее начальник, этот добряк, вежливый и интеллигентный человек, он выгнал бы ее в два счета, к тому еще, упаси боже, мог отдать и под суд.

Постепенно здесь исчезли все тайны. Обо всем очень быстро становилось известно окружающим. Люди умоляли ее, просили, как просят у разбойника: «Ну ладно, Рейзл, иногда заглядываешь в чужие письма — черт с тобой! Но зачем же ты всем разбалтываешь в поселке, кто что пишет?! Где твоя совесть? Где порядочность? Читай сколько влезет, но держи язык за зубами!»

Но разве Рейзл может молчать? Где это видано, чтоб опа не поделилась с соседками и подружками интересными новостями? Сдурели люди, не иначе! Послушайте только, чего они от нее требуют! За день она столько набегается со своей тяжелой почтовой сумкой на плече, что ноги едва ее держат. В дождь, холод, снег, вьюгу, жару, морозы она разносит людям почту. Почему же вы хотите, чтобы она отказалась от единственного удовольствия в жизни — разговаривать? Требовать от нее, чтобы она, Рейзл, держала язык за зубами!