Старый Сантос и его потомки

— Что я с тобой могу поделать? Ты хозяин. Твоя воля. Нот так нет. Но напрасно ты смеешься над этим. Люди когда-нибудь еще скажут, что Симха Кушнир был прав…

И, не прощаясь, он медленно вышел из кабинета председателя.

Знал бы он, что в такие штыки встретят его новый план, разве бросил бы досрочно такой чудесный курорт? Но что поделаешь? Говорят ведь, что после драки кулаками не машут… Он наберется терпения. Время покажет, кто прав…

КОГДА СХОДЯТСЯ БЕРЕГА

Дом Переца Мазура стоял в стороне от поселка, на отшибе, на крутой горе и одной стеной выходил к Лукашивке. Над самым яром стоит его дом и днем и ночью слушает, как журчит внизу, в каменных берегах, пенистый поток.

Почему забрались Мазуры на самую окраину поселка, трудно сказать. Не иначе как прадед Переца, строивший этот дом после возвращения с сибирской каторги, был не в ладах с хозяевами поселка и решил от них отдалиться.

Мазуры причисляли себя к деражнянским каторжанам, тем самым, которые ковали для повстанцев Устима Кармалюка оружие и жестоко поплатились за это.

Несколько поколений Мазуров были знаменитыми кузнецами в Деражнянской округе. Правда, отец Переца Мазура Мейлех изменил родовой профессии. Он стал плотником и столяром и в поселке возвел немало изб. Правда, не только этим славился старый Мейлех. Долгие годы он работал с Сантосами на плантациях. И хоть не происходил его род от знаменитых виноградарей, все же он любил возиться с виноградными лозами.

Но и это было еще не все. Мейлех Мазур был мастер на все руки. Кроме всего, он умел шить добротные сапоги, чинить швейные машинки фирмы «Зингер и К⁰», чинить часы, исправлять всевозможные замки, подковывать лошадей, а если в местной маленькой синагоге не было кому отслужить субботнюю службу, он мог натянуть на себя ермолку и талес и стать к амвону…

Он был большим любителем песнопений, этот старый Мейлех. «Псалмы Давида» у него шли как по маслу. А еще лучше он пел, когда забирался в чайную или в подвальчик и в хорошей компании опорожнял сулею доброго вина.

О старике говорили в Ружице:

— Добрый человек, дай ему бог здоровья и сто двадцать лет жизни. Хороший мужик, только отец ему дал много профессий. А кому не известно, что у кого много профессий, у того мало счастья…

И в самом деле, не было такой профессии, которой бы он не владел. Мейлех Мазур редко оставался без дела. Редко грелся на солнце, сидя на завалинке. День и ночь он что-то выстругивал, шил, клеил, мастерил. И весь поселок бегал к нему за подмогой. Едва только у кого-нибудь испортится что-нибудь — сразу к нему! И несмотря на все это, он был всегда бедняком, и жена частенько укоряла его, что он больше занят тем, чтобы у соседки хорошо грел самовар, пекла духовка, не скрипела бы дверь, чем добыванием хлеба для своей детворы.

Восемь детей было у него, и они в самом деле не переедали. Лишней рубахи не имели. Но он этого не принимал близко к сердцу. По природе был веселым, жизнерадостным, добродушным и отзывчивым и больше ценил веселую шутку или хорошую песню, чем лишнюю копейку.

Он каждому что-нибудь чинил, мастерил, и все были уверены, что работа будет сделана вовремя и аккуратно, да и плату за работу Мейлех Мазур не очень-то требовал. Ему можно было заплатить позже, а это «позже» могло длиться годами… Можно было и вовсе не платить. Он никогда на такие мелочи не обижался.

Хотя ему уже бог знает сколько лет от роду, это еще вовсе не означает, что он стар. Еще и сейчас он может осилить, побороть самого сильного парня. Еще и теперь, если возьмет под уздечку коня, тот не вырвется. А если пожмет вам руку, ладонь и пальцы тут же онемеют…

Крепко сбитый старик, с темными умными глазами, спрятанными под седыми клочковатыми бровями, он был красив. Сухощавое, коричневое от загара, мужественное, всегда выбритое лицо и седоватые усы молодили его, а добродушная усмешка придавала ему какое-то обаяние. Он шагал твердым солдатским шагом, чуть вразвалку.

Попробуйте спросить у него, как он дожил до такого почтенного возраста и продолжает чувствовать себя таким бодрым и крепким, Мейлех хитро поведет бровями и ответит:

— А почему вы у меня спрашиваете?

Старик затягивается едким самосадом, дым от которого, пожалуй, может убить быка, задумывается на минутку и тут же продолжает: