Старый шут закон

Она смолкла на полуслове, щеки ее пылали. Чем больше она говорила, тем больше выдавала себя. Однако в его тоне, к ее удивлению, не было и намека на насмешку.

— Ну и ну! Видно, он и впрямь рехнулся, — галантно оказал Ли. — Что именно он говорит во сне?

Она обрадовалась, что он переключился на другое.

— Про тебя — не помню, а вот что касается шерифа Бэтта, однажды ночью он заорал во все горло: «Бэтт меня заставил, клянусь, это он! Убью…» и дальше неприличное слово. А потом про мистера Махони. Что-то вроде «Джейк — подлюга». И захохотал. Потом заплакал.

Ли присвистнул.

— В другой раз он сказал что-то про тебя, я не могла разобрать, а потом вдруг очень отчетливо: «Грешен, святой отец…» Знаешь, прямо как на исповеди. Я так испугалась! Ах, Ли, я так боюсь, он и вправду кого-нибудь убьет… или наговорит на себя бог знает чего… Ты должен меня понять…

Незабинтованная полоска его лба собралась в морщины.

— Да, дела… Слушай, детка, скажи-ка ты ему, чтобы он пришел навестить меня. Ведь, бывает, мужчина расскажет приятелю то, чего жене рассказать не может.

Она покачала головой.

— Я пыталась. Сказала ему, что ты… что на тебя напали, пока он был в отъезде, и что ему надо бы пойти подбодрить тебя, но, честное слово, никакого впечатления — как об стенку горох.

— Похоже, это по части дока Дель Бондио. — В голосе Ли как будто зазвучала обида. Хотя Эллен не могла бы поручиться — у Ли никогда ничего толком не разберешь. — Нет, это же надо — не прикасаться к тебе! Видно, он здорово встревожен!..

Эллен вспыхнула.

— Так я и знала, что ты не удержишься от своих шуточек! Лучше бы я тебе вообще ничего не говорила! Теперь ты начнешь изощряться!

Еще немного, и она расплачется! Чтоб спасти себя от унижения, она склонила золотоволосую голову и закрыла лицо руками, сомкнув свои пальчики. Ну почему, почему он не хочет понять? Неужели он думает, что истинной католичке нужны все эти глупости? Чего доброго, он еще начнет всем рассказывать, что собственный муж не уделяет Эллен достаточно внимания, вот она и явилась к нему. Или вообразит, что поэтому-то она и поцеловала его в первый раз в жизни. Решит, что она испытывает к нему вожделение…

О господи, неужели он не может понять, что все как раз наоборот? Именно потому, что теперь… впервые за всю свою жизнь… он вообще не сможет… иметь никаких дел с женщинами (даже с Лидией!)… что теперь наконец-то… впервые за все время их знакомства… она может позволить себе быть с ним собой… истинной католичкой… целовать и принимать поцелуи целомудренно… благоговейно, как целуют крест… маленький золотой крестик…

Адам в раю без змия-искусителя…

В отчаянии она еще раз сомкнула пальцы и очнулась от райского сна. Не надо отвлекаться! Лу тревожится не потому, что перестал испытывать к ней влечение, как раз наоборот: что-то мучит его, хотя он и скрывает это, поэтому он вдруг перестал замечать даже ее. В девятом классе, когда они проходили «Макбета», она узнала: если кто-то начинает говорить во сне, значит, он повинен в смертном грехе, быть может, даже в убийстве. Неужели Лу убил кого-то? По приказу Бэтта… И теперь боится, не погубил ли он свою бессмертную душу? Что-то он затаил против Бэтта. В чем же дело? Она должна узнать. Вот почему она здесь. Если она сумеет помочь мужу, о, тогда он, конечно, поймет, что совершил ошибку, порвав с церковью, исповедается, покается и вернется в лоно святой церкви.

Откинув назад волосы, Эллен подняла голову и улыбнулась.

— Прости, пожалуйста, — сказала она и, чтобы он снова не принялся за свое, поспешно продолжала: — Ведь если бы Лу убил кого-то, ты бы, конечно, знал, да, Ли? То есть если бы шериф Бэтт приказал ему убить. Ты ведь, кажется, все время при шерифе Бэтте?.. Ну да-да, он больше не шериф, но все равно он у нас всем заправляет. Во всяком случае, ты его правая рука, вот я и подумала…

Криво усмехнувшись, Ли показал на свою белую боксерскую перчатку.

— Была правая рука, да сплыла, — прогнусавил он на манер комика, изображающего деревенского простачка. — И ни про какие там убийства я знать ничего не знаю.

— Да нет, я вовсе не о том… Но ведь, случается, власти вынуждены убивать, на это даже закон есть.

— Угу, — медленно произнес он. — Понимаю, детка. Только я тебе точно сказал: не знаю ни про какие убийства. — Однако тут его улыбка смягчилась. — Предоставь-ка ты это дело братцу Ли и не ломай больше над ним свою хорошенькую головку, я потолкую с Бэттом и разберусь, что к чему. Хочешь знать мое мнение?

— Конечно, хочу.

— По-моему, Лу слишком заработался и ему полезно немного взбодриться. Надо его как-то поощрить — допустим, небольшое повышение по работе, на что-то серьезное сейчас, в разгар депрессии, рассчитывать, конечно, не приходится. Надо, чтоб его немножко погладили по головке. Человеку время от времени это просто необходимо, даже мне.

Она вскочила с кровати, на которой сидела, — юная и легкая. Так бывало всегда: одно его доброе слово, и она чувствует себя счастливой.

— Я так тебе благодарна! Не представляю, к кому еще я могла бы обратиться.