Старый тракт (сборник)

Незабываема ночь на 25 августа! Провел ее на КП полка. Напряжение невыразимое. Минуты изнурительны. Хочется лишь одного: скорее бы!

Ночь стоит уже по-настоящему осенняя. Свистит ветер, но сквозь этот свист ухо улавливает все посторонние звуки. Вот где-то в тылу полка проехала, поскрипывая песком, автомашина, потом донесся цокот копыт. Беспрерывно попискивает телефон. Из дивизионов и с передовых постов докладывают обстановку.

— Ничего не замечено… Так… Усильте наблюдение… Ничего не замечено… Так… Усильте наблюдение… — Командир полка повторяет слова донесений, чтоб окружившие его столик командиры знали, что происходит.

А ночь между тем течет неостановимо. Взглядываю на часы со светящимся циферблатом: один час 30 минут, два часа тридцать…

Вдруг где-то в тылу раздается взрыв. Командир полка бросает трубку, вытягивается, на темном лице, чуть подсвеченном тусклой лампочкой, недоумение.

— Проникла, обошли… — В тишине повисает чей-то растерянный голос.

Командир полка мотает головой.

— Взрыв странный. Узнать!

Адъютант бросается в темноту ночи, но вскоре возвращается. Не один. С ним еще человек в плащ-накидке.

— Усильте наблюдение! — повторяет в трубку командир полка, а сам вопросительно смотрит на вошедших.

— Взрывпакеты взорвались. Причина неизвестна, — докладывает командир в плащ-накидке.

И тут командир полка не выдерживает, кричит:

— Как неизвестна! Вы что, не понимаете: нападение японцев провоцируют! Обшарить каждую щель! Предупредить соседей. Диверсанты у нас в тылу! Диверсанты!

Командир в плащ-накидке козыряет, выскакивает с КП. За ним выбегают еще несколько человек. Слышится в темноте топот их ног. А ночь между тем истекает, начинает светлеть небо, слабеет ветер.

Когда окончательно рассвело, командир полка устало сказал:

— Теперь не начнут. По Халхин-Голу знаю. Большие любители ночного боя.

Трое суток продолжалось это изнуряющее нервы ожидание выступления японцев.

8 сентября

Все еще Монголия. Были с Молчановым у зенитчиков. Трудная жизнь. Сутками не отрываясь смотрят в небо. Несколько дней назад был перелет границы японскими самолетами. Сделали круг над позициями и ушли назад.

Зенитчикам категорический приказ — огня не открывать. Еще не пробил час.

Освобождение Франции от гитлеризма несет японцам еще одного серьезного противника. Франция будет бороться за свои интересы в Индокитае.

23 сентября

В Чите. Стоят чудные дни «бабьего лета». Так лучисто, ласково светит солнце, что невольно думаешь: не вернулось ли лето? Не произошел ли какой-то сбой в механизме Вселенной? Сопки вокруг Читы пестры, как бухарские ковры.

Был на междугородной, разговаривал с Иркутском. Возвращаясь, слышал, как над Читой проносились косяки гусей. Свист их крыльев навевает тоску. Небо было в звездах, по временам звезды гасли — это летящие птицы закрывали их своими крыльями.

Ночью передали сообщение: наши войска вступили в Таллинн. Вспомнил письмо от брата Ивана: «От Нарвы пробиваемся к побережью. Огрызаются. Выходили на прямую наводку». Уцелел ли?

26 сентября Чита. Осень, совсем на дворе осень. После пасмурной погоды вызвездило. Прозрачно кругом. Сопки, окружающие Читу, разрядились во все цвета. Тополь у нас под окном редакции стал вовсе золотым.

27 сентября

Будучи в Монголии, записал с натуры картину пейзажа. На память. А может быть, где-нибудь и когда-нибудь пригодится.

Ослепляюще сияет сентябрьское солнце. В полдень, когда оно поднимается в зенит, воздух становится до того горячим, что его прикосновение ощущаешь кожей.

Небо прозрачно, и голубые оттенки, которыми подернуто оно, нежней, чем незабудки. Степь, испещренная лентами дорог, томится, тихо плещется розовое марево.

Но вот всколыхнулось степное безмолвие, ветер со свистом взметнул с обнаженных бугорков яркое облачко песчаной пыли и понес его к горизонту.

Из безбрежных просторов повеяло холодком, поблекла вмиг синева, и на зеленой равнине явно обозначились желтеющие пятна. Потом высоко над землей с широким росчерком крыльев в строгом курсе на юг проплыли треугольники гусей. Это еще не отлет, но призывно прозвучали в степи возгласы вожака. Так в сияние почти летнего дня ворвались звуки осени.

24 сентября

Мы были поставлены здесь, на Дальнем Востоке, затем, чтобы враг не нанес Родине удара в спину. Мы были в постоянной готовности отразить удар. С 1 октября (а то и раньше) до 1 мая (если не было заморозков позже) мы днем и ночью подогревали моторы самолетов и танков. Морозные и вьюжные зимы 1941 и 1942 годов мы пролежали в окопах, не снимая рук с оружия. Мы были бдительны до предела, и враг это знал. Его беспрерывные провокации, которых не счесть, закалили нашу волю. Теперь враг притих, он уже опасается играть огнем. Зато мы можем спокойно и мужественно смотреть врагу в лицо.

О нас не писали в сводках, но в этом великом стоянии были свои герои, и подвиг их не стал меньше оттого, что они безвестны.

1 октября

Хочется прожить сто лет! Временами берусь подсчитывать, в 1951 году — мне будет 40, в 61-м — 50, в 71-м — 60, в 81-м — 70. Но это еще не предел.