Стать экологичным

Особый и весьма показательный способ адаптации мы обнаруживаем в синдроме, который называем камуфляжем

. Осьминог приобретает расцветку того фона, где примостился. Палочник исчезает в листве, чтобы скрыться от хищников. На базовом уровне быть живым — значит адаптироваться, не исчезая вместе с тем целиком, то есть защищаться своим настраиванием, но не до полного растворения. Из этих скромных примеров того, что кажется «всего лишь» эстетическим, должно стать ясно: настраивание — не тот случай, когда есть некое пустое и глыбовидное субстанциальное существо, поверхностные качества которого настраиваются, тогда как субстанция остается той же самой, что вроде бы, по нашей мысли, должно происходить, когда мы настраиваем скрипку, но забываем о том, что струны, дерево и изгиб скрипки образуют такое единство, что настройка струн путем подкручивания колков на шейке скрипки — не

то же самое, что установка приложений на смартфоне, поскольку у скрипки «платформа» сама меняется при натяжении или ослаблении струн. Настраивание глубинно, а не поверхностно, и именно отсюда возникла легенда, согласно которой Будда учил медитации как определенной форме настраивания: струна ситара не должна быть ни слишком тугой, ни слишком провисшей, и точно так же фокусировка сознания на предмете медитации — мантре, дыхании, любом предмете, на котором фокусируется медитирующий, — должна быть внимательной, но расслабленной. Взаимодействие между «внимательностью» и «расслабленностью» образует динамическую систему, которая просто не может стоять на месте, из-за чего возникает феномен, с которым сталкиваются многие новички в медитации. Мысли у них постоянно скачут, поскольку они наблюдают внутренние, а не поверхностные качества сознания как такового: сознание мыслит (в самом широком смысле слова), сознание «сознает», так же как океан волнуется волнами. Движение представляет собой внутреннее качество. Этот факт становится особенно интересным, когда предметом медитации оказывается само сознание, то есть когда сознание настраивается на сознание. В таком случае предмет опыта — вовсе не ничто, а некое странное бытие, которое невозможно пришпилить к наличию, на которое я мог бы указать пальцем[45]

. И на то есть глубочайшая онтологическая причина: явление (волны) — внутренне присущее бытию (океану) качество, но всё же оно отлично.

Форма жизни похожа на один обязательный для XVIII века эквивалент нашего iPod и колонок Bose — эолову арфу. Это струнный инструмент, который ставят на открытое окно. Он входит в резонанс с ветрами, гуляющими возле дома. Производимый такой системой настраивания тягучий и гармоничный, немного неземной звук кажется странным образом современным, словно бы герои Джейн Остин слушали дроун-группу Sonic Youth, когда пили свой чай, играли в карты и интересовались намерениями мистера Бингли в «Гордости и предубеждении». Однако чай и карты — тоже системы настраивания. В данном случае они выступают характерным для высшего класса режимом потребительского перформанса, где основным тоном, по которому настраивается система, является создание и поддержание определенного чувства «комфорта»: в общении должна сохраняться непринужденность, а помехи в статус-кво следует свести к минимуму. Всё это аристократическое настраивание — зона дроуна, устойчивых тонов, подверженных минимальным отклонениям. Пространство вежливого общения, если конвертировать его в звук, было бы и правда похоже на какую-нибудь дроун-композицию Sonic Youth.

Рассмотрим также «богемные» или романтические (то есть рефлексивные) перформансы в потребительском пространстве, — перформанс высшего уровня мы называем консюмеризмом, поскольку сегодня он поглощает все остальные режимы[46]. Рефлексивный потребительский перформанс очень похож на медитацию, поскольку человек настраивается в нем на собственный опыт: первоначально потребляется именно опыт, который всегда опыт другого, как в феномене посещения магазинов без намерения купить или же в интернет-серфинге. Можно с полным правом сказать, что такое настраивание выступает своего рода «духовностью», примеры которой даны применением наркотиков, блужданием фланера или же психогеографией радикальных французских ситуационистов конца 1960-х годов.