Стать японцем

По мнению Асакура, пальцы японцев отличаются необыкновенной красотой и точностью движений, что позволяет им совершать более мелкие и точные манипуляции с предметами. Их слуховой аппарат развит лучше европейского, доказательством чему служит японская музыка, основанная «на полутонах». В то же самое время европейская музыка напоминает автору «звериный рев». Что до тела японцев в целом, то оно «по своему строению очень естественно и архитектурно. В нем присутствует гармония и красота пропорций. И с точки зрения строения тела японцы далеко опередили европейцев на пути эволюции, их тело являет собой свидетельство более высокой культуры, в нем обнаруживается идеальная пропорциональность».

Напрямую обращаясь к столь любимой японцами теории эволюции, автор утверждает: «Основатель эволюционной теории Дарвин доказал, что строением лица, мимикой, волосяным покровом, структурой кожи европейцы стоят к приматам ближе, чем люди Востока. А значит, и в этом отношении мы, восточные люди, прошли больший эволюционный и культурный путь».

Синхронные тексты нарождавшегося европейского тоталитаризма (СССР, Германия, Италия) свидетельствуют о том, что в качестве телесного идеала выступал прежде всего мужчина, а тело женщины «подверстывалось» под этот «мужественный» идеал. В Японии мы не наблюдаем ничего подобного.

«Оправданию» мужского тела японца Асакура посвящает только один пассаж. Соглашаясь с тем, что у японцев, по сравнению с европейцами, более короткие и кривые ноги, он одновременно утверждает: «С физиологической точки зрения исконное предназначение ног состоит в том, чтобы поддерживать тело и успешно перемещать его. Короткие ноги прекрасно удовлетворяют этому требованию. Так что и физиология свидетельствует в пользу того, что ноги японцев полностью выполняют свое предназначение. И разве не эти короткие и сильные ноги принесли нам неслыханные победы в японско-китайской и японско-русской войнах?»

Тезис о том, что тело японского мужчины — это прежде тело воина, а не работника и не деятеля любой другой мирной сферы жизни, будет пользоваться популярностью и в дальнейшем. Второй номер журнала «Тайсо» («Физкультура») за 1938 г. был посвящен телу японцев применительно к военным условиям. Окабэ Хэйта (1891 — 1966), ученик Кано Дзигоро и известный организатор спортивного движения, с предельной откровенностью провозглашал: «До настоящего времени в результате участия японских спортсменов в состязаниях на международной арене с иностранными спортсменами нам оставалось только каждый раз думать, что в телесном отношении мы значительнее слабее их. Однако с началом войны на полях настоящих сражений мы с восторгом увидели работу японского тела, данного нам небесами. Наверное, это дарованное небесами тело самым непосредственным и наилучшим образом приспособлено к войне. Это тело — самое маленькое в мире, оно быстро в своих двигательных реакциях, его центр тяжести расположен низко и оно чрезвычайно устойчиво, это тело — более мускулистое, чем тела китайского, английского или американского солдата, а в сочетании с мощным японским духом оно представляет собой наилучший образец тела, предназначенного для ведения войны»³⁹.

Из всех телесных параметров японцев того времени больше всего, пожалуй, беспокоила кожа. Забота о ней принимала временами даже какой-то болезненный характер. Только в этих условиях героиня рассказа Дадзай Осаму «Кожа и сердце» могла заявить: «Никакая хворь, никакая напасть не пугает меня так, как кожные болезни. Пусть любые беды, пусть нищета, но только бы не подцепить какую-нибудь гадость! Потерять ногу, стать однорукой — все лучше, чем кожная болезнь»⁴⁰

.

Танидзаки Дзюнъитиро чрезвычайно раздражала кожа артистов японского «Малого театра» (он был устроен на европейский манер), которые играли без грима — поскольку «зрителям видна не только их кожа, часто грубая, шероховатая, но отчетливо видна чернота и волосы в ноздрях»⁴¹. И напротив, красота и привлекательность героини его романа «Ключ» так характеризуется через «кожный» код: «Но что превзошло мое воображение, так это безупречная белизна ее кожи. На теле всегда есть где-нибудь мелкие пятнышки, лиловые или бурые крапинки, но, как дотошно я ни рассматривал жену, я не нашел ничего подобного»⁴². Японскому дискурсу совершенно не свойственно воспевание кожных трансформаций, свидетельствующих о маскулинности (трудовые мозоли, синяки, порезы, шрамы).