Стать японцем

Таким образом, в умах происходил огромный переворот: современный Китай, служивший для Японии в течение многих веков культурным донором, объявлялся Японии неровней. Для доказательства этого тезиса могли приводиться следующие доводы: в Японии, в отличие от Китая, не наблюдается смены правящей династии (еще легендарный китайский император Яо передал трон не своему сыну, а простолюдину Шуню, которого он избрал за его добродетели); в Японии господствуют «прямота», «простота», «природная естественность», а Китай чересчур изощрен, что свидетельствует об «испорченности»; в противовес «чувствительным» японцам китайцы чересчур «рационалистичны»; японская система фонетической письменности превосходит сложное иероглифическое письмо; Япония — страна древних синтоистских божеств, а потому ее территория осенена особой благодатью; нынешние обитатели Китая утратили прежние «культурные» умения (например, в каллиграфии).

Нельзя сказать, что в более ранних произведениях невозможно встретить похожие аргументы. Так, Китабатакэ Тика-фуса (1293—1354) с восхищением говорил о непрерывности японской династии еще в XIV веке, а знаменитый драматург Дзэами (1363?—1443?) сочинил пьесу, в которой утверждал, что японские стихи превосходят китайские¹²³

, но все-таки подобные трудно поддающиеся проверке рассуждения получают широкое бытование только в XVIII — первой половине XIX в. В особенности это касается ученых школы Кокугаку (Национальное учение), твердивших о порочности китайской мысли, провоцирующей беспорядки и мятежи. Неурядицы в самой современной Японии эти ученые объясняли почти исключительно тем, что в древнюю и «неиспорченную» страну Ямато пришло порочное «китайское учение»¹²⁴.

Нативистская школа Кокугаку была далеко не самой влиятельной в Японии того времени. Позиции сторонников «китайской науки» (кангаку)

были безусловно прочнее, китайские древние классические тексты имели огромную авторитетность. Тем не менее представление о том, что нынешний Китай не имеет ничего общего с Китаем древним, пустило глубокие корни и разделялось практически всеми. В связи с этим все больше мыслителей называли «Срединной страной» или же «Поднебесной» саму Японию.

Неприятие современных «китайцев» было настолько велико, что в XIX в. японцы смертельно обижались на распространенное в Европе убеждение, что японцы и китайцы происходят из одного корня. Капитан В. М. Головнин писал: «Японцы даже гнушаются и помыслить, чтобы китайцы были их предки; столь великое пренебрежение они к сему народу имеют и до такой степени презирают его, что если хотят кого назвать плутом или бездельником, то говорят, что он настоящий китаец»¹²⁵. Четыре десятилетия спустя ему вторил И. А. Гончаров: японцы «сами производят себя от небесных духов, а потом соглашаются лучше происходить с севера, от курильцев, лишь не от китайцев... японцы оскорбляются, когда иностранцы, по невежеству и варварству,

как говорят они, смешивают их с китайцами»¹²⁶. Огромное впечатление произвело на японцев поражение Китая в опиумных войнах. Теперь они увидели, что Китай, которого они так опасались в последнее время, на самом деле даже не в состоянии защитить собственной независимости.

Все эти соображения относительно различных стран — как относительно европейцев, так и непосредственных соседей — свидетельствовали в пользу того, что закрытие страны является правильным шагом, предохраняющим от проникновения «нечистых» людей и их дурных обычаев. Поэтому приоритетным направлением деятельности сёгуната Токугава было обустройство самой Японии.

Социальный мир, наступивший после лихой годины междоусобиц, способствовал оптимистическому восприятию жизни. Нынешнее состояние вещей в Японии часто именуют благословенным, правителей не поносят, а хвалят. И дело здесь было не только в строгой цензуре, но и в том, что правительство действительно умеет обеспечить порядок. Идеолог Пути торговца (т. е. весьма презренного занятия) Исида Байган писал: «Сегодня в Поднебесной царит мир. Благодаря этому благодатному, счастливому обстоятельству товары и ценности могут беспрепятственно доставляться в места, удаленные на несколько тысяч ри, хоть морским путем, хоть сухопутным, не опасаясь морских пиратов или лесных разбойников. В городах люди имеют возможность спокойно жить в своих домах. Если самураи, крестьяне, торговцы и ремесленники, каждый на своем месте, будут прилагать усилия к исполнению своего занятия, то они будут жить, ни в чем не нуждаясь. Это заслуга милостивой человеколюбивой политики [сегодняшних] властей, вызывающая чувство благоговения... В свободное от трудов время [человек] имеет возможность любоваться луной или цветением сакуры и, кроме того, при желании изучать Путь совершенномудрых... Благодеяние нынешнего государства настолько огромно, что может идти в сравнение с Небом и Землей, и его едва ли можно описать с помощью кисти»¹²⁷.