Статьи

Погребение окончено; тело незнаемого покойника отнесено сторожами кладбища в могилу, и, по-видимому, никто не обращал внимания на дело. Но не забыт покойник теми, с которыми делил он свою горькую жизнь. В отдаленном захолустии Молдованки, в бедной хижине, втихомолку оплакивала его семья, стараясь скрыть от людей свое горе. К горю потери кормильца присоединилось сознание вины перед ним; совесть беспокоила овдовевшую жену его за то, что она, по совету людей, отказалась от его трупа, не проводила его до могилы. Где искать утешения несчастной? Куда обратиться ей за советом? Какой избрать ей подвиг для успокоения неумолкающей в упреках совести? Людям не всегда безопасно вверять тайну, за которую она боялась ответственности, быть может, позорной. Идет, бедная, в храм Божий, несет свое горе и свою вину к милосердному Спасителю, чтобы у креста его сложить их: пусть служитель Христов скажет слова мира, прощения или запрещения — все легче станет на душе.

И пришлось мне слышать печальную повесть скорби и невинной вины.

“Мы люди бедные, — говорила несчастная, — пришли из России сюда на заработки. Работали мы, сколько могли, но едва деток и себя прокармливали. Скорби ли от неудач, труды ли тяжкие сломили здоровье мужа. Стал он жаловаться на боль в сердце — простонет ночь, а на утро идет на работу: Нужно, говорит, хлебушки достать для детей. И ходил он так-то на работы, перестал уж и жалиться, а все чахнет да тоскует. Вышел вот это один раз к одному хозяину, да с лопатой-то и упал мертвый. Прибежали земляки, да и говорят: “Молчи да молись! Бог к себе прибрал нашего земляка, мужа твово”. — Я в слезы, а они заперли дверь, да говорят: “Молчи, а то хуже будет; не признавайся, что он твой муж и что ты его знаешь; хозяин тело его велел вынести тихонько на улицу подальше; найдут люди, придет полиция, сделает свое дело, да и похоронят, ничего не узнавши, а то пойдут таскать нас, да хозяина, да тебя на допросы, и конца не будет спросам; от дела оторвут, а хлеба не дадут; да, чего доброго, по подозрениям и в острог посадят”. — Пожелтело у меня в глазах, закружилась голова — и сама не знаю, что со мной было. Прошел денек, другой, а я все боюсь и людей, и тени своей, и покойника. Дай, думаю, пойду я, хоть издали взгляну на своего кормильца, хоть могилку-то его замечу, когда-нибудь вдоволь поплачу на ней. Вот прихожу, а вы, батюшка, погребаете его. Как схватило у меня за сердце, как заплачу я, так и посмотрели на меня люди! Мне и представилось, что земляки говорили мне. Испугалась я, да без оглядки убежала домой, и не знаю, где похоронили его. Тяжкий грех мой! Чем я заплачу его? А покойник все снится мне, да корит меня: “что, мол, отреклася от меня?”

Случай, мною описанный, — говорит о. М. Чемен далее, — не единственный в своем роде. Когда-то, при погребении такого же неизвестного покойника, в небольшой толпе любопытных, окружавших гроб, явился человек, шепотом подсказал мне имя усопшего и немедля исчез. Вероятно, многие из покойников, погребаемых под именем “неизвестных” бывают известны кому-либо, но опасения придирчивых расследований заставляют скрывать дело”.

Пагубные последствия подобных случаев очевидны, и автор особенно указывает на нравстенную, психологическую сторону вопроса. Не менее важна и сторона экономическая: при таких обстоятельствах должна произойти некоторая запутанность и в сборе податей, и в вопросе о наследствах, возможны разные подлоги… Автор не сомневается, что причина этой скрытности заключается в преувеличенных нередко рассказах и анекдотах о придирчивости полиции при следствиях… Как ни меняйте членов полиции, ставьте исполнителями полицейских постановлений людей самых благородных и благонамеренных — народ долго еще будет смотреть недоверчиво на их заботы о благе граждан.

Почтенный автор сопровождает свое мнение следующими, нам кажется, довольно практическими, на первый взгляд, предложениями: в тех случаях, когда полиция очень занята, “вверить осмотр покойника и составление акта ближайшим честным домохозяевам. Можно в каждом квартале или улице избрать присяжных из честных хозяев, которым и сообщить немудреные формы акта и отдать на их совесть предварительные работы по следствию. Народ наш не так испорчен, чтоб ему нельзя было вверить такое дело. Народ не

будет скрываться перед честными соседями-хозяевами, да и самые-то присяжные хозяева будут знать в лицо каждого из близко живущих пожильцов. В таком случае и скрываться не будет возможности…”