Статьи

Если г. Штандель даст себе труд хоть без охоты проверить, “как у него говорилось”, то он увидит, что “говорилось” именно так, то есть на мальчика, а не на девочку.

Г-н Штандель на меня сердится, что я его останавливаю мелочными указаниями на шаткость и сбивчивость его показаний. Что делать? И все дело-то это не очень крупного значения, а когда утрачиваешь к кому-нибудь доверие, тогда уже присматриваешься ко всему, что характеризует известную личность, но жалко то, что сам г. Штандель все старается еще увеличить сумму своих несообразностей! Зачем он 4 сентября написал, что разговаривал с “босоногим мальчишкой”, а теперь уверяет, что это была “девочка”, а не мальчик… Это совсем подрывает к нему всякое доверие. А он еще повторяет это два раза: “встреченная деревенская девочка”. — “Проверять правдивость слов девочки я не имел охоты”.

Последний несчастный опыт должен убедить г. Штанделя, что в его положении не лишнее проверять правдивость даже собственных слез, чтобы мальчики и девочки не прыгали один вместо другой и не становились обличителями крайней сомнительности всего повествования этого недостоверного, но “неунывающего россиянина”.

ВЕЛИКОСВЕТСКИЕ БЕЗДЕЛКИ

В сороковых годах молодые люди у нас, собираясь вместе, часто игрывали в фанты. Это теперь совершенно пренебрежено и оставлено. Никому от этого, разумеется, ни жарко, ни холодно, но вот что замечательно: в домах, где пробовали или пробуют возвратиться к покинутым фантам, — это теперь не удается и не удастся потому, что задача фантов оказывается не по силам обществу. Это не важно, но это характерно! Задают, например, одну из стариннейших фантовых задач: “сказать три правды и три неправды”. Фант очень легкий, и достается он очень красивой молодой девушке, окончившей курс в известном образовательном заведении. Она живет в обществе, — или, как теперь опять говорится: “выезжает в свет”, — и “в свете” она, конечно, говорит и правды и неправды, но это тогда, когда она их не различает и сыплет, как снег из рукава, а когда по условиям игры нужно сочинить и подать “три правды и три неправды”, — она этого не может. Ей такое творчество оказывается не по силам. Она конфузится, краснеет, никнет и сходит с фанта сконфуженная, совсем не исполнив задачи, или просит себе “что-нибудь попроще”. Ей это слишком мудрено! А между тем бабки наши в своей молодости отделывали такие фанты без затруднений. Странное явление: лгать внучки могут, не хуже, чем в старину лгали их бабушки, а художественного творчества даже в области лжи и клеветы у них стало меньше, чем бывало в минувшее время. И шпильки и булавки как будто притупели…

Не меньше странного также обнаруживают фанты и с познаниями. Недавно в одном доме с реставрированными фантами молодому человеку с высшим образованием выпало: “назвать из того, что он видит, три предмета из царства прозябаемого, царства ископаемого и царства животного”. Молодой светский человек запутался в этих “трех царствах”, так что “и не вышел наружу. Сукно, холст и шелковая материя у него все пошли в “царство растительное”, но зато из царства животного он ничего не нашел перед своими глазами. Ему старались помочь — усиленно говорили о находящихся в комнате шерстяных тканях, горящих стеариновых свечах и его собственных перчатках, — но он все-таки не нашел ничего принадлежащего к “животному царству”.

— Но ваши перчатки! — подсказал ему кто-то потерявший терпение.

— Ах. Это я знаю, — отвечал молодой человек, — но они ведь не лайковые, а замшевые.

Так справляются с фантовою стариною, но есть кое-что и в новом роде.