Статьи и проповеди. Часть 8 (25.03.2013 – 14.12.2013)

В этом городе жил, слушал музыку и записывал ее в ноты Вивальди. Рыжего аббата здесь помнят, как в Вене — Моцарта. Моцарт, к слову, тоже здесь живал, и возле дома, где он живал, мы оказались, в очередной раз заблудившись. А кто здесь не живал? Вот и дом Петрарки пришлось увидеть ненароком. Тот хотел дышать и читать прекратить одновременно. Какое благородное желание образованного человека. Так, как он хотел, кажется, и случилось — умер над книгой.

А еще — Гольдони. Его милейшая, улыбчивая статуя стоит недалеко от храма Марка. Мы с ним знакомы по экранизации «Слуги двух господ». Советская власть с викторианской педантичностью экранизировала и ставила классику. Многое получилось на «ура». Вот этот фильм, к примеру. Но.

«О, Венеция. Город влюбленных! Ты подлунного мира венец», — так там поется. Я думаю, это не совсем так. Влюбленные, песенки у балконов, цветы, брошенные вниз — это все потом. Венеция — город аккуратных трудяг. Это город прорывов в новые технологии, город стеклодувов, оружейников и мореходов. Здесь — корни дерева. Потом идут ветви поэзии, драматургии и прочих искусств, изящных и прикладных. И уже когда дерево укоренилось и широко разбросало ветви, наступает время праздных гуляк, ловеласов и сладеньких воздыхателей. Нам нужно именно проникнуть в суть вопроса, а не слизывать крем с торта. У величия и красоты непременно есть глубокий генезис и предыстория. Отсутствие же внимания к корням свойственно, напротив, только паразитам и праздным потребителям.

У нас в Украине есть Вилково — деревянный город на воде с лодками и без машин. Но не только без машин, а и без храмов и без всякого великолепия. Естественно, без Гольдони и Вивальди. Венеция осталась бы таким Вилково, если бы не люди великой мысли, жившие здесь и украшавшие город.

Наш народ — народ одиноких гениев и отсутствия системной работы. А серьезные вещи творятся вовсе не пригвожденными Прометеями, а пчелками, хорошо делающими свою работу. Среди такого трудолюбивого многолюдства гений всегда найдет себе место и занятия. Тогда как среди безразличного или агрессивного хаоса ему придется вечно нести мешок изгнанника на сгорбленной спине. Правда, Иосиф Александрович? Как подтверждение моих мыслей — разгром русских американцами на ЧМ по хоккею. Наши — куча гениальных индивидуалистов. Остальные — командно сплочены, и тикают, как механизм. «Хочется плакать, но плакать нечего».

«Смерть в Венеции» — это немецкий роман, экранизированный Антониони. Это музыка Малера и подчеркнутое одиночество. А еще это — пляжи Лидо. Здесь не совсем Венеция, поскольку ездят автомобили, и совсем мало каналов. Это скорее какой-то Лазурный берег. Как сказал поэт другими словами и по другому поводу: «Песок и солнце, день чудесный! Еще ты дремлешь, друг прелестный. Пора, красавица, проснись.» и прочее. Адриатические волны. Теплый песок и вскоре, на контрасте, дождь в Венеции. Затяжной. К воде внизу добавилась вода с небес, и поначалу страшно. Потом — дождевик на плечи и вперед. Дождевик, какой ни какой, а — плащ. Можно представить отдаленно те времена, когда ходили здесь в плащах, прикрыв лицо, и по вечерам схлестывались на шпагах по дворянскому обычаю. А после один из бойцов плыл по каналу лицом вниз, а другой мыл шпагу в Бренте и становился беглецом. Дож не любил таких событий, преследуя виновных, и был абсолютно прав.

Какое еще кино просится, стучится в двери памяти? Не кино, но книга. «Венецианский купец». Ну да. Я уже видел здесь пару Шейлоков в шляпах и пейсах. Я и живу недалеко от нового Гетто.

Гетто Векьо — это где-то возле пушечных мастерских или Арсенала. Гетта по-итальянски — пушка. Тут выпросили евреи средневековья район для компактного проживания, и имя квартала распространилось по Европе, став именем нарицательным. Но хватит о них. Эта тема воронкой засасывает, да и не к месту сейчас.