Статьи и проповеди. Часть 8 (25.03.2013 – 14.12.2013)

Таким образом, мы имеем под рукой полдюжины серьезнейших тем, которых втайне жаждут души нашей паствы. Нужно только перенести центр сознательной тяжести на таинство слова, на проповедь, на беседу, разговор, поучение. Это насыщает. Это лечит и преподает Духа. И нам, как «несмысленным галатам», пора напоминать ту прописную истину, что Духа мы получаем не от дел закона, а от слова благодати. И если слово не прозвучит, то праздник рискует превратиться в пышную пустоту, сколь торжественную для одних, столь и бесполезную для других. Бесполезную, поскольку непонимаемую. Непонимаемую, поскольку никем не объясненную.

Учить людей. Учить, пока не поздно. Пока новый большевик не начал разряжать в нашу сторону новый маузер. Для людей эта учеба будет праздником, а для нас она — священный труд. Мы же сами потом отдохнем и попразднуем. Потом.

Учиться, чтобы знать свою веру (2 июня 2013г.)

В умении говорить полезную правду нет равных любящему другу и раздраженному врагу. И тот, и другой, по разным причинам, но с одинаковой горячностью указывают на то, в чем есть недостаток. Обратимся же за уроком к Юлиану Отступнику. Обратимся не как к любящему другу, но как к умному и сильному врагу, превзошедшему многих коварством.

«Пусть галилеяне толкуют в своих церквах Матфея и Марка, но не трогают наши книги и наших мудрецов», — в таком духе говорил Юлиан, отказывая христианам в праве учиться философии, риторике, поэзии и преподавать эти дисциплины. Ревность пожирала внутренности царя, когда он видел христианских учителей, овладевших внешним знанием и обративших это знание на пользу евангельской проповеди.

«Злонамеренно, по произволу толковал он именование, будто бы эллинская словесность принадлежит язычеству, а не языку». Так говорит в первом слове против Юлиана св. Григорий Богослов. Царь «запрещал нам образоваться в слове, как будто такое наше образование было похищением чужого добра. Но сие значило то же, как если бы не дозволять нам всех искусств, какие изобретены у греков». Тогда и плугом, и корабельным кормилом, и охотничьим луком было бы запрещено пользоваться учениками Слова.

Важность сказанного святым отцом выходит далеко за рамки исторического фактажа.

Есть немало Юлианов мелких и покрупнее, лишенных царского венца, но не лишенных желания видеть наши собрания сплошь состоящими из невежд. Бабушки да дети, по мнению Юлианов, достойны галилейской проповеди, им, дескать, и нужно объяснять Луку с Иоанном, да Марка с Матфеем. Элитарность язычества с тайными знаниями и собраниями — противовес вере, не менее страшный, чем открытые гонения.

«Как могли христиане обольстить Паскаля?», — удивлялся Ницше, имея в виду непостижимость победы «веры рыбаков и пастухов» над мощнейшим и изысканнейшим умом ученого. Подобные горькие вопли оглашают историю так же, как стоны нимф: «Умер великий Пан!», оглашали густые и непроходимые чащи язычества после Воскресения Христова.

В том-то и чудо, что у ног Христовых находят покой не только беглые рабы или униженные вдовы, но и превосходно ученые мужи, испытавшие глубины премудрости. Когда Василий Великий посылал письмо Ливанию, то этот всемирно славный ритор созывал ученых друзей и хвастался, что Василий удостоил его честью переписки. Сами письма при этом читались вслух и с нескрываемым наслаждением.

Все отцы-каппадокийцы были влюблены в знание, в широту и глубину, и если бы не эта любовь, не знала бы Церковь чистоты догматов.

Именно эта универсальность проповеди о Христе, ее глубина и Божественная приспосабливаемость к качеству сердец слушателей так злила и продолжает злить врагов христианского просвещения. Они согласны позволить слушать утреню Арине Родионовне, лишь бы Александр Сергеевич навсегда ограничился Мольером или Шенье в оригинале. Ан, нет. Как вода себе дорогу сыщет, так и слово Божие найдет тайные пути к сердцам вдумчивым. Гораздо опаснее могут быть враги с нашими знаками отличия на форме.

«Сокровища языка принадлежат всем», — вот мысль святого Григория. Нам нужно эту мысль усвоить. Гомер жил до Христа, а Тургенев или Толстой, дерзнем высказаться, жили не столько «после», сколько вне Христа. Да и многие (большинство) жили, не посвящая жизни Господу, хотя Господь и недалек от всякого. Но это не значит, что Гомера уже читать поздно, а Тургенева с Толстым — вредно. Вовсе нет. И не нужно изобретать православную таблицу умножения по той причине, что ее изобретатели не ходили в храм. Таблица умножения, как и музыкальная гамма, не изобретаются, а открываются, и затем уже этими открытиями пользуются все.