Статьи и воспоминания

После короткой (14 тактов) оркестровой подготовки начинается второй раздел кантаты, в котором развивается тема борьбы и преодоления, тема подвига коммунистов — бесстрашных борцов за счастье народа. Мы слышим твердую поступь марша, отголоски боевых революционных песен русского пролетариата, закаленного в битвах с самодержавием:

Могучие взлеты голосов, поддержанные стремительным натиском оркестра, создают впечатление силы, непоколебимой уверенности в победе. В движении суровой революционной песни возникают образы отважных борцов за свободу.

«Коммунисты, вперед!» — этот боевой призыв вновь и вновь звучит в кантате. Шостакович нашел предельно простую, убедительную музыкальную форму:

Яркое впечатление оставляет заключительная часть кантаты, начинающаяся призывными возгласами объединенного хора труб и тромбонов:

Кантата написана очень ясным и доступным языком. Это подлинно массовое произведение в самом лучшем, самом благородном смысле слова.

В то же время это произведение, отмеченное подлинным вдохновением, высоким мастерством.

Создав за последние годы ряд выдающихся произведений ораториально-кантатного и песенного жанров, Д. Шостакович проявил в них замечательное драматургическое чутье и свободное владение выразительными возможностями слова и музыки.

«Советская музыка», 1953, № 1

[О Тринадцатой симфонии]

...В квартире Дмитрия Шостаковича состоялось прослушивание его нового сочинения, Тринадцатой симфонии, созданной им в содружестве с поэтом Евгением Евтушенко. Всю мою «аннотацию» к этому произведению я могу лишь свести к тому, что оно написано для симфонического оркестра, хора басов и солиста-баса. Это уже известно музыкальной общественности. Но как можно умолчать о том, что Тринадцатая симфония даже в рамках камерного исполнения производит небывалое, могучее впечатление. Здесь нет ни тени преувеличения: это поистине великое произведение великого художника. Да, великого, потому что Дмитрию Шостаковичу, «первому среди первых» наших композиторов, как никому, дано особое, обостренное, я бы сказал, «концепционное» чувство времени. В нем художник выступает как истинный гражданин-патриот. Тринадцатая симфония — самый действенный и непосредственно художественный отклик сердца на нашу советскую действительность. Мне кажется, что музыкальные образы ее посвящены кодексу нравственности советских людей, утверждают их высокие морально-этические нормы. И всем нам остается позавидовать Д. Шостаковичу, сделавшему такой подарок народу и партии к славной годовщине Октября...

«Советская культура», 1962, 6 ноября

Многогранность

Облик Хренникова — выдающегося музыканта-гражданина — многогранен. Композитор, педагог, артист, государственный и общественный деятель — все это сочетается в Тихоне Николаевиче, и упустить что-либо значило бы обеднить портрет.

Мне хочется начать рассказ с той далекой уже поры, когда я впервые встретил его — ученика Музыкального техникума имени Гнесиных. Было это уже более сорока лет назад. Говорят, что талант, кроме всего прочего, — это смелость. Так вот, в молодом Хренникове меня особенно привлекала как раз творческая смелость. Он с самого начала ставил перед собой и успешно решал значительные задачи. Сразу — Фортепианный концерт (дипломная работа студента Московской консерватории, выполненная под руководством его педагога — крупнейшего советского композитора В. Я. Шебалина), Первая симфония. Эти произведения выдвинули композитора, только что покинувшего студенческую скамью, в ряд ведущих советских музыкантов.

Нельзя забыть того впечатления, которое произвела премьера Фортепианного концерта. Его музыка захватила своей задорной энергией, волевым напором, мелодической и ритмической свежестью. А Первая симфония, вся пронизанная интонациями современности... Как верно услышал и точно передал композитор ритм нашей новой жизни! Это новизна сразу привлекла к симфонии внимание многих первоклассных дирижеров; первым ее интерпретатором стал знаменитый мастер Георг Себастьян.

С первых шагов композитор ощущал мир своим, не боялся воплощать его в художественных образах, смело шел собственным путем, сохраняя веру в себя. Но уверенность никогда не превращалась у него в самоуверенность, ибо она была обусловлена не только природным талантом, но и прекрасной школой, полученной им под руководством лучших московских педагогов, опорой на животворные традиции русской классики. А главное, композитор ощущал себя частицей народа, глашатаем нового, стремился насытить свою музыку мыслями и чувствами современников.