Статьи о книге 'Зохар'

Первоначально Шабтай Цеви рассматривал Талмуд и Зохар как две стороны единого мировоззрения. Впоследствии, провозгласив наступление последних времен, он отверг Талмуд, практические заповеди и стал всю свою идеологию основывать на Зохаре и Каббале.

Саббатианство было все еще на подъеме, когда произошла печальная и неожиданная развязка - Шабтай Цеви и ближайшие его соратники приняли ислам[90]. Это произвело тяжкое, почти шоковое впечатление на еврейский мир и положило конец открытому распространению саббатианских взглядов. Но эта неудачная реализация идеи Машиаха не прошла бесследно для иудаизма. Саббатианство обнажило ту огненную бездну, которая таилась для традиции в некоторых аспектах каббалистического учения, и долго еще среди евреев возникали споры и вспыхивали разногласия, в которых слышался отзвук могучего взрыва, потрясшего еврейскую жизнь в середине XVIII века.

Движение Шабтая Цеви привело к тому, что внутри еврейской традиции сформировалось новое отношение к Каббале, и поэтому дальнейшая история Зохара в иудаизме может рассматриваться в ракурсе того влияния, которое саббатианская ересь оказала на евреев.

Мы расскажем о четырех выдающихся еврейских мистиках, живших чуть позже Шабтая, в судьбах которых сфокусировалась судьба Зохара в иудаизме и деятельностью которых была в значительной мере предопределена вся дальнейшая судьба Каббалы. Эти четыре личности явились полноценными выразителями тенденций, появившихся в еврейском учении под воздействием Зохара и новой Каббалы, они запечатлели в своих трудах и поступках не только светлые, но и - по крайней мере один из них - темные стороны такого воздействия.

Первый из них вдохновенный каббалист и замечательный поэт раби Моше Хаим Луцато (1707-1747)[91] оставил после своей недолгой жизни богатейшее литературное наследство, входящее в сокровищницу еврейской мистической и назидательной мысли. Однако его творческая судьба складывалась весьма трагично, поскольку его талантам выпал жребий развиваться в те годы, когда еще была жива память о движении Шабтая Цеви. Это было время возникновения внутри иудаизма закономерной реакции на каббалистические умозрения: углубленные занятия тайнами Торы казались чреватыми ересью, а мистическая одухотворенность выглядела подозрительной. Раби Моше стал жертвой этой охранительной реакции. Он до конца своих дней подвергался преследованиям со стороны авторитетов раввинизма, его важнейшие каббалистические труды - в том числе оригинальные подражания Зохару - были запрещены и изъяты, жизнь его протекала в постоянных скитаниях, а его деятельность должным образом была оценена лишь через многие годы после смерти. Судьба этого выдающегося человека ознаменовала то, что вместе с возникновением саббатианства закончилось время безоблачного расцвета Каббалы, и отныне занятия тайнами, и в первую очередь Зохаром, всегда будут казаться религиозным евреям чем-то опасным, недозволенным и даже в какой-то степени неприличным.

Если саббатианство повлияло на Моше Луцато лишь опосредованно и в виде внешних обстоятельств, то основатель хасидизма раби Исраэль Бааль Шем-Тов[92]

(1698-1760)[93] испытал заметное воздействие идеологии Шабтая Цеви. Это влияние саббатианства на хасидизм, о котором часто говорят современные исследователи и открытие которого они считают достижением новейшей научной критики, образно и откровенно выражено в хасидских легендах. В одной из них раби Исраэль рассказывает, что Шабтай Цеви приходил к нему по ночам, чтобы обучать тайнам Торы. Желая исправить ущерб, нанесенный саббатианством, Бааль Шем-Тов попытался удержать Шабтая. Это оказалось для раби Исраэля непосильной задачей, и он сам едва избежал падения в преисподнюю, но успел-таки заглянуть в ее пылающую бездну[94]. Быть может, это заглядывание в бездны ада и послужило причиной того, что именно из среды хасидизма раздавались и до сего дня раздаются речи, смысл которых приводит на память мессианские амбиции Шабтая.