Утро началось с телефонного звонка. Аппарат в прихожей трезвонил, как колокола древнерусского городища ввиду подступающих монголо-татарских полчищ, но трубку довольно долго никто не снимал. Наконец в коридоре сердито хлопнула дверь, телефон заткнулся, а через секунду мою собственную дверь сотряс пинок, и голос братца Зямы возмущенно произнес:
– Дюха, ты обнаглела! Звонят тебе, а вставать должен я?!
– А папуля где? – вылезая в прихожую, спросила я в развитие дискуссии о том, кто в нашем доме должен бегать к телефону в неурочное время.
– Дюша, я крем мешаю! Не могу отойти от плиты! – виновато отозвался из кухни папуля.
– Крем? – мы с Зямой переглянулись и разом подобрели в предвкушении удовольствия.
Крем – это торт, а торт – это именно удовольствие. А с учетом размеров папулиных кондитерских изделий – очень большое удовольствие!
– Слушаю! – голосом сладким, как вожделенный крем, мурлыкнула я в трубку.
– Ин, это я! – скороговоркой сказала Люся. – Я чего звоню? Я звоню сказать, что ты можешь спать, сколько влезет.
– Оригинально! – желчно сказала я. – Знаешь, с этим еще уместнее было бы позвонить часика в три ночи! Зачем ты ждала до восьми утра?
– Я твоего домашнего телефона не знала, пришлось у Катьки спрашивать, – объяснила коллега, не оценив мой ядовитый тон. – Инок, шеф опять нас послал!
– Все туда же?
– Ага! Аж на неделю! – Люся тоскливо вздохнула, попрощалась и повесила трубку.
Я тоже опечалилась, но не сильно. Экономный Бронич то и дело отправляет нас с девчонками в отпуск без содержания. Обычно, правда, он разгоняет коллектив всего на день-другой, а там приходит в себя и понимает, что работать все-таки нужно. Но на этот раз скорбь шефа по поводу сорвавшейся сделки века была безмерно велика. Хорошо еще, если мы ограничимся недельным простоем.
– Ну, спать так спать! – я вернулась к себе и снова бухнулась на диванчик.
Минут сорок старательно наживала пролежни, а потом папуля позвал меня завтракать.
Торт, густо намазанный кремом и щедро посыпанный какой-то трухой, выглядел подозрительно, так как очень напоминал вчерашнюю кучу сырых опилок. Зяма, явившийся к завтраку в халате и сеточке для волос, так и спросил:
– А из чего у нас десерт? Не из отходов целлюлозно-бумажного производства, я надеюсь?
Папуля терпеливо объяснил, что стружка на тортике не древесная, а кокосовая и ореховая, но Зямина тревога не вполне улеглась. Братишка явно не забыл, как однажды сожрал несъедобный макет пирога, сделанный папулей для какой-то выставки из папье-маше и пластилина. Самое интересное, наш обжора даже не догадался, что пирог несъедобный, пока ему об этом не сказали!
В разгар беседы о сомнительном кондитерском сырье явилась мамуля. Голова у нее была туго перевязана белым полотенцем, как у японского камикадзе. Дополнительное сходство с упомянутым персонажем мамуле придавали суженые глаза и ожесточенное выражение лица.
– Голова болит после вчерашнего, – сквозь зубы процедила она, встретив мой вопросительный взгляд.
Я точно помнила, что накануне мы не злоупотребляли спиртным. Очевидно, мигренью мамуле отозвались вчерашние переживания.
Слабым взмахом руки она отказалась от горячего завтрака, взяла чашку кофе, хлебнула, сморщилась и неприязненно спросила:
– Кто знает, куда усвистела наша пенсионерка? С моей сумкой для ноутбука!
– Бабуля куда-то ушла? – удивилась я. – Рассталась со своей любимой половинкой?
Своей любимой половинкой бабуля нежно называет диван, с которым она сливается в одно целое при каждом удобном случае. Оторвать ее от возлюбленного лежбища может только нечто экстраординарное. Пожар, например. Поскольку возгораний у нас в доме не случалось с тех пор, как мамуля в приступе самоедства и в подражание Гоголю спалила в духовке свою первую, неудачную рукопись, было непонятно, что же могло выкурить лежебоку-бабулю на мороз ранним декабрьским утром. Мы быстро выяснили, что усвистела она, как выразилась мамуля, в промежутке между семью и восемью часами, когда я, мама и Зяма спали, а папуля бегал в соседний двор к приезжему торговцу за свежими деревенскими яйцами для торта.
– И что она могла унести в моей сумке для ноутбука? – волновалась мамуля.
– Может, сам ноутбук? – вполне логично предположил Зяма.
Мамуля нахмурилась пуще прежнего и сбегала проверить, на месте ли ее высокотехнологичное орудие труда. Оно было на месте.
– Ну, что вообще удобно носить в сумке для ноутбука? – задумалась я.
Зяма открыл рот, но я быстро сказала:
– Молчи, твою версию мы уже знаем.
– Эта сумка хороша тем, что она влагонепроницаемая и мягкая, – с готовностью начала фантазировать мамуля. – Я бы носила в ней… Гм… Скажем, принадлежности для бассейна…
Я кашлянула.
– Ну, про бассейн не будем, – смешалась мамуля.
– А я бы носил в ней яйца! – мечтательно сказал папуля. – Куриные. Сырые. Они бы там не бились.
– А я бы тогда носил в этой сумке бутылки! – включился в игру Зяма. – Коньячок там, ликерчик, винцо для милых дам, то-се…
Разыгравшееся семейство требовательно посмотрело на меня.
– А я… Я бы банки! – сообразила я.