Статуя сексуальной свободы

   – Видимо, бабулино гипертрофированное стремление к порядку не является наследственной чертой, – Зяма, всегда болезненно воспринимающий нападки на богемную раскрепощенность во всех ее проявлениях, ответил на озвученный вопрос. – У самой бабули это качество благоприобретенное, она слишком давно организует и упорядочивает свою умственную деятельность кроссвордами и головоломками.

   – Думаешь, это помогает? – усомнилась я.

   От нечего делать у меня возникло желание заняться самосовершенствованием. Я взяла журнальчик и пошла к себе – организовывать и упорядочивать свою умственную деятельность по бабулиной достохвальной методе. Легла по примеру прародительницы на диванчик, раскрыла журнал и… через какое-то время пробудилась от легкого шлепка по физиономии.

   – А? Что такое? – непонятливо моргая, я села на диване, и журнал, незаслуженно наградивший меня пощечиной, слетел на коврик.

   Я укоризненно посмотрела на драчливое печатное издание, распластавшееся на полу, и только сейчас заметила на задней стороне обложки крупные буквы, складывающиеся в загадочные слова: «Монотраст мирам дай». Эта эксклюзивная головоломка выглядела куда более занимательной, чем усыпившие меня кроссворды. Я подняла журнал и стала рассматривать надпись.

   Она была сделана шариковой ручкой с обыкновенной синей пастой. Крупные кривоватые буквы с наклоном в разные стороны могла начертать неверная рука ребенка.

   – Или старика! – добавил мой внутренний голос. – Ты внимательно посмотри, это не бабулин почерк?

   – Строго говоря, это вообще нельзя назвать почерком, буквы идут вразнобой и качаются, как пьяные! – ответила я.

   И призадумалась. Бабуля для сражения с кроссвордами и головоломками всегда вооружается простым карандашом. Значит, писала не она. А кто же? Журнальчик этот я самолично принесла бабуле от Алки Трошкиной, а та приняла его из рук Раисы Павловны. Сама Алка ни за что не стала бы писать на журнале, она с первого класса, когда ее выбрали председателем октябрятского Совета Бережливых, помешана на трепетном отношении к печатным изданиям. Значит, запись сделала Раиса Павловна. Но ведь у бывшей учительницы превосходный почерк, а тут каракули какие-то!

   – Ну, знаешь! Если человеку дико плохо или он так же дико спешит, то каллиграфия отдыхает! – высказался мой внутренний голос. – Вспомни, Трошкина сказала, что баба Рая уже на носилках плыла, а все журнальчиком этим потрясала. Видимо, надпись она накорябала в самый последний момент.

   – Вроде как сделала таким образом последнее волеизъявление? – мрачно сострила я. – Не похоже это на завещание! «Монотраст мирам дай»!

   – Почему это не похоже? Очень даже похоже! – заспорил со мной внутренний. – И на завещание похоже, и на бабу Раю: она же такая благородная старуха, идеалистка и гуманистка планетарных масштабов. Вполне могла в предсмертный, как она думала, час ужасно озаботиться судьбой миров: неожиданно вспомнила, что у них, у миров этих, нет как нет монотраста, и страстно возжелала исправить сию несправедливость. Начертала свой последний завет и понадеялась, что его исполнит бабуля!

   – Наша бабуля должна что-то такое дать мирам? В одиночку? – не поверила я.

   – Может, это совсем пустяковое дело, – неуверенно сказал внутренний. – Что такое этот «монотраст», ты не знаешь? Наверное, ерунда какая-нибудь…

   – Разве стала бы баба Рая в предынфарктном состоянии думать о ерунде?

   Я встала с дивана и бесцельно прошлась по комнате. Определенно, запах тайны усилился. Я вдохнула его полной грудью и прислушалась к своим ощущениям.

   Загадочный «Монотраст» смутно ассоциировался у меня с мировой экономикой. Бывают, вроде бы, в нашем мире какие-то трастовые компании. Черт их знает, чем они занимаются.

   – Может, разными делами? – оживился внутренний голос. – Логично предположить, что трастовые компании занимаются разным, а монотрастовые – чем-то одним!

   – Но зато в разных мирах! – напомнила я.

   Внутренний голос замолчал, а я как раз очень нуждалась в собеседнике, поэтому присела на стульчик у туалетного столика и требовательно посмотрела на свое отражение. Оно молча таращило глаза и нервно обмахивалось журналом. В сердцах я бросила его на столик, и мое отражение сделало то же самое. Я опустила голову, еще раз пробежала глазами бессмысленную фразу с требованием оделить неведомые миры непонятным монотрастом, покосилась на журнал в зеркальных глубинах и с трудом прочитала с отраженного листа:

   – Йад марим тсартоном.

   В первый момент мне показалось, что в перевернутой фразе смысла вовсе нет. Я даже успела порадоваться, что моему отражению придется поломать голову поболе моего. В приступе злорадства я показала своей зеркальной близняшке язык, да так и замерла, оглушенная торжествующим воплем внутреннего голоса:

   – Яд? Она написала «яд»!

   «Она написала убийство» – тут же вспомнилось мне название популярного детективного телесериала. В глубине моей души шевельнулось нехорошее предчувствие, но я попыталась его проигнорировать и сказала:

   – Не «яд», а «йад»! Через «И краткое»!