Ставка на совесть

Атмосфера за столом сразу стала игривой, и у мужчин отпала охота говорить о серьезных вещах. Юрий поднял руку и с веселой воинственностью заявил:

— Ну нет, Лидочка, мы не из таких. И для нас всякие там трудности… Даже если таковых нет, мы сами их создаем, чтобы было что преодолевать. Иначе служба покажется раем. А к чему это приводит, мы знаем на примере Адама и Евы. — Юрий довольно засмеялся.

Хотя Хабаровы гостя своего не отпускали, он ночевать не остался. Сослался на забронированное в гостинице место, шутливо высказав опасение, как бы его, корреспондента газеты, не заподозрили в чем-нибудь греховном, и стал собираться. Владимир пошел проводить друга.

Улица встретила их мокрым мартовским ветром и стеклянным похрустом подмерзших лужиц. Приятно было после обильного ужина и табачной духоты окунуться в целительную свежесть ночного воздуха. В плену новых ощущений друзья некоторое время шли не разговаривая. В голове каждого из них медленно, в такт нетвердым шагам, вращалось, будто колесо обозрения, узнанное и высказанное за этот вечер. Юрий взял Владимира под руку:

— Счастливый ты, Володька, у тебя такая жена…

— Да, — не без гордости сказал Владимир.

— С семьей я твоей познакомился. Здесь для меня все ясно. А на работе как? — перешел он к тому, о чем говорить за столом считал неуместным.

— Хвалиться особенно нечем.

— А меня направили к тебе, сказали, что именно в твоем батальоне я смогу найти нужный мне материал о воспитании у воинов высоких морально-боевых качеств.

— Кто сказал?

— Секретарь партбюро и командир. Я напишу про тебя очерк.

— Ты этого не сделаешь, — строго сказал Владимир и попробовал отговорить товарища: — Вообще-то тебе лучше пойти к соседям. У меня в батальоне далеко не все блестяще, я уже говорил.

— Ерунда. Хорошее все равно найдется, — самоуверенно заявил Юрий и с неподдельной задушевностью высказал: — Зачем мне поднимать на щит кого-то, когда рядом — старый друг.

— Вот поэтому я и не хочу.

— Ерунда, — повторил Юрий.

Но Владимир был неуступчив. В конце концов друзья порешили на том, что Юрий писать о Владимире не будет, зато тот сам выступит в газете со статьей.

И такая статья под названием «Жизнь диктует» вскоре появилась. Это были раздумья командира о том, какими качествами должен обладать воин в наступившую эпоху ракетно-ядерного оружия и какой накоплен в батальоне опыт по воспитанию этих качеств.

Офицеры, сослуживцы Хабарова, статью расхвалили, Шляхтин тоже одобрительно отозвался о ней. Владимиру сделалось неловко: похвалы товарищей казались ему незаслуженными.

После этого Юрий надолго замолчал. Да и Владимир написал ему лишь раз — после инспекторской проверки. Поделился с другом радостью: батальон заработал твердую четверку.

И вот теперь Юрий напомнил о себе. Письмо начиналось ухарским «Салют, дружище!» Дальше шло так же бойко:

«Извини меня, окаянного, за долгое молчание. Газетчики, видно, все на один лад: не очень любят письма писать. За день так всего себя выпишешь, что для друзей ничего не остается: газета чертовски прожорлива, думать некогда, надо гнать строчки. А думать нужно, да еще как: хочется же сделать газету такой, чтобы она брала за душу.

После октябрьского Пленума мы, как и вы в войсках, почуяли: нет, братцы-газетчики, дальше этак не пойдет — без живинки, без новых тем и новых форм подачи материалов. Вот и ищем. На все требуется время, а его, проклятого, как всегда, не хвата… И знаешь, дружище, родилась у меня идея: почему бы тебе сейчас не выступить с каким-нибудь почином? Мы протолкнем его через Военный совет, заполучим одобрение и подадим в газете как обращение ко всем, призовем подхватить патриотическое начинание. Можно прогреметь на весь округ. А это, старик, знаешь… В других округах ахнут, когда узнают, что мы — первые. Стоящее предложение, ей-богу. В общем, подумай. А как надумаешь что, сразу мне черкни. Обязательно!»