Стажер диверсионной группы

Вот чесслово, я в тот момент ощутил мимолетную благодарность к пилотам Люфтваффе. Глупо, конечно, и недостойно, но так было.

Выскочив из КУНГа, я с наслаждением вдохнул свежего лесного воздуха и огляделся по сторонам: личный состав «Группы Глеймана» неторопливо прятался в узких щелях. Прекрасно понимая, что получить по башке бомбой в густом лесу можно только из-за врожденного невезения, я спокойным шагом направился к ближайшему укрытию, свободной рукой придерживая винтовку. Я почти дошел, когда над деревьями проплыли «Хейнкели-111». Забавно, что нацистские пиарщики придумали им звонкое прозвище «Двойная молния», а вот рабочие с заводов «Хейнкель» были попроще – дали самолету кличку «Летающая лопата» – из-за характерной формы крыльев.

Сжимая цевье «АВС», я следил за полетом бомбовозов. Их было шесть, две тройки. Четыре «Мессершмитта BF-109» прикрывали их, крутясь поверху. Увлекшись наблюдением, я и не заметил, как выскочил на поле аэродрома. В торце ВПП в этот момент стояли под разгрузкой два «туберкулеза», тщательно укрытые маскировочными сетями с огромным количеством свежих веток, так что огромные самолеты даже с пятидесяти метров напоминали невысокие холмики. Понятно, что всякое движение на земле давно замерло, и только сотни глаз следили за вражескими бомберами.

Перелетев взлетно-посадочное поле, густо утыканное для маскировки молодыми елочками и соснами, «Хейнкели» нацелились бомбить дальний лесок, где не было никакой техники и людей.

– Не-е-ее стреля-а-ать! – разнесся крик Кудрявцева.

Зенитчики замерли, а я удовлетворенно кивнул. Правильно, не стоит привлекать внимание к полю. Отбомбятся придурки по пустой чаще и успокоятся. А если половину из них сбить, то кто-нибудь может и улизнуть или по радио сообщить о мощной ПВО в этом месте. И тогда жди непрерывных налетов. А оно нам надо?

Так что бойцы прятались за деревьями и наблюдали, как фрицы трудолюбиво бомбят заросли, как трещат и валятся стволы, как дым мешается с пылью.

– Метко как! – щерился неподалеку от меня курчавый, как негр, красноармеец. – Точно в лес попали!

– Гады! – подхватил его белобрысый приятель. – Там же болото! Они же всех лягушек разбомбят!

– Га-га-га! – Несколько десятков здоровых мужских глоток огласили лес радостным ржанием.

Мне показалось, что какой-то из «худых» вроде бы заметил нечто подозрительное – немецкий истребитель снизился, прошелся на бреющем над замаскированной ВПП, да так низко, будто на посадку шел, и снова взмыл. Я даже летчика успел рассмотреть, сидевшего в кабине, а вот он меня не углядел.

Покрутившись в небе, бомбардировщики улетели. Красноармейцы выждали немного и вышли на поле – тонкие стволы камуфляжных деревьев аккуратно вытащили из земли и отнесли в стороны – вылизанная «ВПП» буквально засверкала под лучами утреннего солнца.

Около часа я спокойно наблюдал за возобновившейся работой логистической «машины» Кудрявцева – разгруженные «ТБ-3» взлетели, им на смену приземлились другие. Паузы между волнами «туберкулезов» сейчас были гораздо длиннее, чем ночью, – естественно, что пилоты осторожничали, летели к нам на малой высоте, буквально прижимаясь брюхом к верхушкам деревьев и обходя места расположения немецких войск.

– А, вот ты где, пионер! – раздался за спиной гулкий бас моего непосредственного командира. – Смотрите, парни, мы там… хм… службу тянем, а он тут прохлаждается!

– Много натянули? – не оборачиваясь, спросил я ехидным голосом.

Товарищи по оружию дружно засмеялись на три голоса.

– Никто нас пока не трогает, Игорь! – оторжавшись, сказал Хуршед. – А тебя мы искали, чтобы торжественно вручить ЭТО!

И сержант ловко сунул мне в руки котелок. В нем оказалась еще теплая гречневая каша, густо приправленная тушенкой, – совершенно точно штаб группировки принял решение не экономить, а кинуть все запасы продовольствия на прокорм личного состава. Рассчитывая, что через несколько дней красноармейцы прорвутся к своим или… сложат голову в боях.

Пока я работал ложкой, товарищи, обмениваясь шутками, с удобством расселись в тени деревьев и принялись, по их словам, заниматься «наблюдением за воздухом». Алькорта развернул свою портативную радиостанцию и начал сканировать эфир на разных частотах.

– Хочешь послушать, Игорь? – внезапно спросил баск. – Тут какая-то неразбериха в эфире, наши и немцы на одной волне говорят. Похоже, что это летуны между собой сцепились!

Отсоединив от дужки один из наушников, Хосеб протянул его мне. Да, «радиоконцерт» просто завораживал! Видимо, частоты противоборствующих воздушных бойцов случайным образом совпали, и я мог слышать сразу обе стороны.

– Вижу восемь «худых»! На двенадцать часов, ниже тридцать градусов! Повторяю: восемь «худых»! – звенящим от напряжения, но внешне спокойным голосом говорил кто-то из наших.

– Я «Сотка», я «Сотка», «Коршуны», внимание! Набрать высоту! – скомандовал невидимый летчик. – Мы с Ванькой отбиваем, Гришка с Тимуром атакуют! Гришка сверху, Тимур снизу!

– Я «Пятый»! Иду в набор!

– Здесь Тимур! Понял, командир!

И тут же ухо резанула немецкая речь:

– Пауке![48] Зеен зи «Рата»![49]