– Когда скажу: «Короткая!», – прозвучал по ТПУ голос Зеленого, – остановишь! А как выстрелим, трогайся снова!
– Понял!
– Держи на горелые «Праги»! За ними укроемся!
Игнат Михайлович поравнялся с чадящими «чехами» как раз в тот момент, когда четыре или пять «троек» расстреливали «тридцатьчетверку», – у той гусеница распустилась. Два снаряда профырчали над корпусом русского танка, еще два пробороздили броню, и лишь один попал, разорвав целую гусеницу.
Наводчик с «Т-34» тоже сплоховал с первым выстрелом, но быстро справился с собой и второй бронебойный положил как надо, пробивая башню одной из «троек», – те сгрудились, изнывая от желания угробить «унтерменша». Боекомплект немецкого танка не сдетонировал, но снаряд, разорвавшийся внутри…
– Так его! – вырвалось у Пасько.
Ему был хорошо виден встречный танковый бой – прямо перед лицом сквозила основательная пробоина. Кулак только так просунешь.
– Короткая!
Полсекунды промешкав, старшина затормозил. «БТ» качнулся, а орудие гулко выстрелило.
– Есть, командир! Подбили!
– А то!
Последний возглас Пасько едва расслышал, он в это время трогался с места, обходя груды раскаленного металла, чадившие противным синим дымом, – бывшие «Праги». Один из чешских танков выглядел целым, но здоровенная вмятина на башне кое о чем говорила – при попадании клепки выскакивали вовнутрь и поражали экипаж не хуже охотничьих жаканов.
– Михалыч! Развернись за «Ганомагом»! Дадим «тройке» поджопника!
– Бронебойного!
– Есть!
Вокруг порванного снарядами бронетранспортера лежали десятки тел в «фельдграу», и старшина пустил танк прямо по трупам, жалея, что не по живым, – та жуткая картина с ранеными детьми, которых давили гусеницы «троек», останется в его памяти до самой смерти.
Развернувшись, Пасько увидел прямо перед собой свору «Т-III», добивавших «тридцатьчетверку». Советские танкисты уже не могли стрелять из пушки – башня была перекошена, но курсовой пулемет все еще частил, хоть и не приносил немцам никакого вреда. Еще один выстрел, довольно меткий, и немецкий снаряд вошел точно по месту стрелка-радиста.
Последняя или предпоследняя из «тридцатьчетверок» взяла левее, подставляя борт, но тут же выровнялась, избегая пары снарядов, и, стреляя на ходу, разогналась. Выпустив два осколочно-фугасных, «Т-34» замолчал – видимо, кончился боеприпас. Но скорость танк набрал приличную.
«Тройка» стала разворачиваться навстречу, и в этот-то момент советский мехвод и таранил немецкий танк. «Тридцатьчетверка» ударила передком в ведущее колесо, ломая его. Гусеница у «Т-III» слетела, а секундой спустя сам танк перекособочился, сползая правым бортом в промоину и переворачиваясь набок.
– Огонь! – закричал Зеленый и тут же выстрелил из пушки.
45-миллиметровый снаряд легко пробил днище немецкого танка, и тут же сполохи огня и дыма взметнулись со стороны башни.
– Готов! Бронебойный!
– Есть!
Башня «бэтэшки» развернулась совсем чуть-чуть, и орудие рявкнуло снова, поражая соседнюю «тройку» в район двигателя. Сначала вспыхнули запасные канистры с бензином, заливая весь зад танка, а потом из решетки потянул чадный черный дым, выхлестнуло пламя. Готов!
Лишь теперь с уцелевших «Т-III» высмотрели угрозу, и сразу две башни развернулись к «БТ-7». Самый простой «ход» был задний – следовало энергично попятиться, уходя с линии огня, но это вовсе не обещало спасения.
– Михалыч!
– Держитесь! Стреляйте; и не промахивайтесь!
Старшина пустил танк вперед, на немецкие «тройки». Таранить он никого не собирался – таран мог повредить немецкий танк, но не уничтожить. То, что сделал экипаж «тридцатьчетверки», было скорее выплеском эмоций, чем трезвым тактическим решением. А в бою распускаться нельзя, надо сохранять сосредоточенность до самого конца – или до самой победы.
Наверное, немецкие танкисты обалдели, когда увидели несущийся на них легкий танк. Михалыч свернул так, что на линии огня оказалась всего лишь одна «тройка» – башня уже наводилась… Еще немного…
В последний момент старшина взял резко вправо, и немецкий снаряд прошелестел мимо. Зато Зеленый не сплоховал – выстрелил и попал в борт «тройке». Ее башня, будто по инерции, подвернула и снова выстрелила, но Пасько опять ушел, благословляя быстроту и маневренность «бэтэшки».
Соседний «Т-III» чуть-чуть поспешил с выстрелом, и неуязвимый «Микки-Маус» увильнул, проносясь между двух немецких танков.
– Бронебойный! – рявкнул Зеленый.
– Кончились, тащ командир! – завопил заряжающий.
– Осколочным!
– Есть! Готово!
– Огонь!
«БТ-7» развернул башню назад и выстрелил. Больших бед натворить он не смог, но гусеницу одной из «троек» разбил. Тут же рядом рванул снаряд, да так, что «бэтэшку» подбросило и она секунду ехала на одной левой гусенице. Жалобно заскрежетав, опустилась на обе и понеслась к лесу, петляя, как заяц.
Уже на самой опушке немецкий снаряд все-таки догнал танк. Весь корпус вздрогнул от грохота. Разбитый двигатель смолк, и «бэтэшка» по инерции закатилась в кусты.
Матерясь, старшина ногами откинул дверцу и помог пролезть командиру. Зеленый был ранен, но, кажется, довольно легко – ногу зацепило, да сквозное в руку.