Стазис

Почему-то Горбач завидовал бойцу. Он вспоминал его лицо и спокойную позу до тех пор, пока грузовик не выехал из города. Возле восточных ворот трупы собрали в погребальные пирамиды. Некоторые уже успели поджечь. Горбач запахнул брезент, чтобы запах не успел попасть внутрь. Но он все равно попал.

Лиза сидела молча. Она ковыряла пальцем дырку в пуховике и, кажется, напряженно размышляла о чем-то. «Я же хотел задать ей вопрос, – вспомнил Горбач. – Что она сделала с Колымцевым? Что она еще умеет? Но нельзя же так в лоб, правильно?»

– Не хочешь поговорить? – спросил он.

– О чем?

– Обо всем.

– Так не бывает – обо всем, – сердито сказала Лиза. – Обо всем только бабки дворовые говорят и тетки в магазинах.

– О чем ты думаешь?

– Думаю, как хорошо будет в ванной горячей помыться. И как хорошо потом пельменей будет поесть. И мороженой клюквы с медом. И просто так меду, с чаем. И просто так мяса с хлебом. Я голодная очень, – сказала Лиза.

«Как же она чертовски права, – подумал Горбач. – Я вообще могу целую корову сейчас съесть».

– И о коте своем думаю. Может, его кто-нибудь забрал с собой? Из обозов кто-нибудь. Он же красивый очень. Наверняка его забрали, и я его потом найду, – сказала Лиза.

– Красивого кота бросить не могли. Уверен, он там где-то в обозах сидит, – соврал Горбач.

– Никакого кота нельзя бросать, не только красивого, – сказала Лиза.

– Все коты красивые, – согласился Горбач.

Лиза загрустила. «Она же все-таки бросила своего кота, причем ради меня, – подумал Горбач. – Я должен найти ее старого кота или достать нового, – решил он. – Как только все это закончится, первым делом пойду искать сраного кота. Вот она радоваться будет». Горбач представил, как Лиза обрадуется, и едва не заулыбался. Он даже забыл, как приятно дарить подарки. Скорее бы найти кота. Тем временем Лиза заметила дырку в пуховике, которую почти машинально расковыряла до неприличных размеров, и загрустила еще больше. Потом сняла шапку, потрогала волосы и вздохнула. Грузовик трясло на ухабах, и ее волосы грустно качались в такт.

– Я совсем как чувырла стала, – сказала она.

– Это неправда, – сказал Горбач.

– Да правда, правда, чего я, не вижу, что ли, – сказала Лиза.

– Ну ты возьми, поколдуй, и станешь красавицей. Ты же умеешь колдовать, я видел. Может, и пельменей заодно наколдуешь, – сказал Горбач.

Лиза посмотрела на него сердито. Как будто подозревала, что он ее дразнит. «Как бы не обидеть ее», – подумал Горбач.

– Ты дурак, да? – спросила она.

– Да, – признался Горбач.

– Не умею я колдовать.

– А что тогда было с Колымцевым? Как ты это сделала? – спросил Горбач прямо.

– Это не колдовство, – ответила Лиза. – Это… я не знаю, как сказать правильно. Я просто иногда вижу людей, ну, вроде как…

– Ну как, как?

– Это глупо очень.

– Ну ты скажи, я сам решу, глупо или нет, – ответил Горбач.

Она замолчала. Посмотрела на Горбача испытующе, надела обратно шапку. Снова сняла и начала теребить волосы. Видимо, размышляла, стоит ли об этом говорить. Горбач видел, что ей хочется рассказать. Но видел и сомнения. Наконец она решилась.

– Я вижу их как детей, – сказала Лиза. – Обычно совсем маленьких, года четыре. Иногда чуть старше, даже моего возраста. С ними тяжело бывает. С ними надо общаться, но они же дети. А дети бывают капризные

– Они превращаются в детей? – уточнил Горбач.

– Нет, не превращаются. Но я вижу их детьми.

Горбач присвистнул.

– Вот это да, – сказал он.

– Я вообще мало кому рассказывала. Потому что все и так считают, что я чокнутая немного. Да я и не спорю.

– Нормально, когда ты немного чокнутый, – сказал Горбач. – Когда ты совсем нормальный – вот это ненормально. Ну, рассказывай дальше. Ты видишь их как детей. Для этого надо прикоснуться?

– Надо прикоснуться, – сказала Лиза. – Но, понимаешь, не всегда так работает. Надо, чтобы человек был в отчаянии или ярости, чтобы он бесился или плакал, прыгал там, ругался. Умирал. В общем, чтобы плохо ему было. Чтобы помощь нужна была.

– И ты помогаешь? – спросил Горбач.

– Я стараюсь помочь. Иногда я вижу лабиринт или лес, где каждое дерево напоминает о чем-то. Не буквально, а как бы такой призрачный… Ну, ты понял же, да?

Горбач кивнул.

– Очень страшно, – сказал он.

– Ты ничего не боишься.

– Я раньше всего боялся, – сказал Горбач. – Я и сейчас всего боюсь, но раньше тоже боялся.

– Это же глупость какая-то, – сказала Лиза. – Ты себя видел вообще? Ты храбрый. Ты с мужиком этим дрался, из конвоя, а он здоровый такой. И с собаками даже дрался!

– Я от страха дрался, – сказал Горбач.

Лиза покачала головой, но спорить дальше не стала. Продолжила свою историю:

– Ребенок прячется, он заблудился. И мне надо помочь ему выйти. Неприятно. В смысле тяжело очень. Как будто ты занят какой-то работой черной, вещи таскаешь, поле пашешь. Только еще холодно, дождь, темнота и вообще все мрачно. Но где-то в центре там всегда есть ребенок, и ему страшно, – сказала Лиза грустно.

– У тебя это с рождения? Когда ты поняла, что умеешь видеть… ну, вот эти лабиринты?