Стефан Цвейг

В тот памятный апрельский день 1902 года Цвейг, войдя «в узкую, тесную комнату», положил на стол Герцля рукопись своего рассказа «Die Wanderung» («Странствие»), в котором описано путешествие юноши, узнавшего о скором приходе Мессии. Случайно подслушанный разговор мудрецов заставляет юношу отправиться в Иерусалим, где он надеется увидеть своими глазами грандиозное событие. Трудная дорога утомляет путника; заприметив дом, он из последних сил добирается до его порога и падает в обморок. Это было жилище сирийки, давшей ему кров и накормившей обедом. Вино и кокетство бывшей жены римского центуриона помутили разум юноши, он потянется к сладким губам одинокой женщины и на мгновение забудет о цели странствия. Отрезвление наступит не быстро и, потеряв время в объятиях незнакомки, юноша покинет дом, спешно направляясь в сторону Иерусалима.

При подходе к городу кто-то из прохожих скажет ему, что на высоком холме только что распяли преступников, осужденных Понтием Пилатом. Приблизиться к людскому столпотворению юноша не решится и, стыдясь того, что опоздал по собственной вине, пройдет мимо, так и не увидев лица мученика, висевшего посередине, лица Иисуса Христа. В дальнейшем всю свою жизнь этот молодой человек так и продолжал странствовать по миру в поисках лика Искупителя, но всевидящий Творец так никогда и не предстал перед ним воочию…

* * *

«Он читал внимательно, страницу за страницей, не поднимая глаз. Прочитав последний лист, он неспешно сложил рукопись, вложил ее, все еще не глядя на меня, аккуратно в конверт и синим карандашом сделал на нем какую-то пометку. Лишь после того как этими таинственными манипуляциями он достаточно долго продержал меня в напряжении, он поднял на меня тяжелый, хмурый взгляд и произнес с намеренно замедленной торжественностью: “Я рад сообщить вам, что ваша прекрасная работа принята в отдел критики ‘Нойе фрайе прессе’”. Словно Наполеон приколол на поле брани орден Почетного легиона молодому сержанту»{88}.

Так состоялось «обручение» двадцатилетнего поэта и новеллиста с «печатным органом высокого ранга» «Neue Freie Presse», что имело колоссальное значение для самого Стефана, в первую очередь в глазах его родителей: «Я приобрел неожиданный авторитет в собственной семье». Да и в глазах будущих коллег, единодушно ставивших газету на уровень непререкаемого авторитета.

Наступил подходящий момент испросить у родителей разрешение поехать в Берлин, куда он давно мечтал самостоятельно отправиться на долгое время. «Моя семья изрядно почитала меня – или, скорее, “Нойе фрайе прессе”, в золотой тени которой я пребывал, – и даже слишком, чтобы не удовлетворить мое желание». Лучшим поводом для осуществления этой мечты, так сказать, прикрытием истинных целей мог стать только университет имени Фридриха Вильгельма{89}

. Так и произошло: поездку родители одобрили, и с апреля 1902 года у студента начался четвертый, самый бурный и насыщенный с точки зрения получения жизненных «знаний» семестр его университетской поры.

Разумеется, самоуверенный студент не планировал в Берлине тратить время на лекции: «За семестр я, как и в Вене, побывал в университете лишь дважды: первый раз – чтобы записаться на курс лекций, а во второй – чтобы получить зачет за их мнимое посещение». Он поселился в самом центре города вблизи Потсдамской площади по адресу Берлин SW 46, Bernburger Strasse, 20, с одной эгоистичной целью – обрести «еще более высокую, более полную свободу».

Его свобода заключалась в посещении «бродячих» заведений города, таких как «Романское кафе» на Курфюрстендам, 238, где за кружкой пива можно было весь вечер проговорить с малоизвестным художником, проявить живой интерес к его картинам, что называется, залезть в душу и выпросить рисунок в свою коллекцию. Спустя двадцать лет в этом кафе появятся знаменитости из России – В. Набоков, И. Эренбург, М. Цветаева, В. Маяковский.

Весной 1902 года Цвейг многократно посещал и так называемое «Ноллендорф-казино», располагавшееся на Ноллендорфплац, где по четвергам собирались участники творческого союза «Die Kommenden» («Грядущие»). Этот союз, основанный немецким поэтом Людвигом Якобовски и критиком Генрихом Хартом, собрал под одной крышей людей самых разных взглядов, способностей, социального статуса, положения. Цвейг свидетельствует, что за столами заседала «самая разношерстная публика, поэты и архитекторы, просто снобы и журналисты, юные девицы, выдававшие себя за художниц и ваятельниц, русские студенты и белокурые скандинавки, которые хотели усовершенствоваться в немецком языке».