Я был настроен решительно, но меня опередили. Пропавший было герцог Алонский тоже направлялся к Эрне и вошел к ней прежде меня спокойно и уверенно. Я не удивился, у меня не было сомнений, что они знают друг друга и довольно неплохо: Эрна слишком сильно его ненавидела. Тем интересней было послушать, о чем они говорят. Но они молчали.
Не знаю, сколько я стоял под дверью, пока молчанье не показалось мне подозрительным и даже страшным. Уж не прихватил ли с собой этот отчаянный мститель еще один нож?! Я испугался! Я вошел, вбежал, ворвался к ней в комнату. И остолбенел.
Алонский не нападал на Эрну и не угрожал ей, он целовал ее так самозабвенно, что даже меня не заметил. Задохнувшись от возмущения, я поднял стул и грохнул им об пол, чтобы заявить о своем присутствии.
Немая сцена продолжалась долго. Эрна смотрела с ужасом, Алонский — с вызовом, а я сам не знаю как, всё смешалось у меня в голове. И всё рухнуло. Так мы и стояли, и он всё держал ее в объятьях, и глаза мои на это смотрели, и возмущение мое нарастало как волна. Чего я только не передумал за эту бесконечную минуту!
— Эрна, выйди, — сказал я наконец.
Она как будто очнулась, оттолкнула Алонского и быстро вышла, закрыв лицо руками. Мы остались с ним вдвоем. Голос мой от волнения и боли был глух.
— Я же тебе говорил, что это моя женщина. Или ты не понял?
— Найди себе другую, Бриан.
— Что ты несешь! Другую?! Да ты знаешь, что я с тобой сделаю за такие слова?!
— Опомнись, Бриан! — он всё же попятился, — остановись! Это моя жена!
— Что?.. Как ты сказал?!
— Это моя жена, несравненная Анриетта Алонская!
Как же меня трясло от этого имени!
— Да ты спятил, видно.
— Я?!! Спроси у нее сам!
Я поднял брошенный стул и присел на него, ноги уже не держали. "Мне надо верить на слово… Я никогда тебе плохого не сделаю!" Неужели я нашел тебя, моя мучительница, виновница всех бед моих? Королева колдунов! Так вот в чем дело…
— Почему глаза у нее черные?
— Не знаю, я сам был сбит этим с толку! Может, от боли потемнели, может, от горя… Сам знаешь, что такое Серая Башня! Ее трудно узнать, это правда.
— Зачем ночью приходил?
— Я поклялся убить каждого, кто прикоснется к Анриетте.
— Что ж не убил?
— Безоружного… не могу.
— Ладно, уйди с глаз! Я потом решу, что с тобой делать.
////////////////////////////////////////////////////////////////24
Мы стояли в коридоре у окна, за которым всё летел наискосок мелкий снег, и смотрели друг на друга.
— Не бойся, я тебя не трону. Забирай своего мужа, свой город и не попадайся мне на глаза! Завтра я возвращаюсь в Тифон.
— Я люблю тебя…
Я развязал ей узел на платке, из него просыпались на платье совершенно белые волосы. Какие блестящие они были и гладкие! Как рассыпались в руке! Эрна моя исчезла окончательно, это была совершенно другая женщина, черноглазая и как будто вся седая.
— Я же не хотела! Я не думала, что так получится! Прости меня! Прости, Бриан! Поверь, я и так уже наказана!
— Бриан простит, — сказал я, — а Батисто — никогда.
Она опустилась на пол, сжимая прекрасную голову руками и вздрагивая всем телом. Такой я ее и оставил.
. /\
* /\ / \
. / \ *. | |
/ \ | |
. / \. | |
/ \ | | | | | | | | | | |
/ O \ | | | |
. - — . | # # # # | |
* | O | — -- | |
| | | # | | |
| O | |# # | | |
25
К лету мы вошли в Лемур, самую теплую и самую цветущую провинцию Лесовии. Во всем чувствовалось свежее дыхание моря. Синева его, яркая, изменчивая, таинственная, поразила меня и напоминала мне редкие украшения наших мастеров.
Я был зол. Я уже твердо знал, что не отдам Эриху четыре свои провинции и держал войска на северных границах Тарля и Тифона. Всем священнослужителям я приказал объявить себя святым, а короля предать анафеме. Война с ним была неизбежна. Хотел я этого или не хотел, но ничего другого не оставалось: трон мне нравился больше, чем костер или тюремные застенки.
Волосы я давно уже не красил и сбрил свою дикую рыжую копну. Меня больше не волновало мое сходство с Брианом Первым.
— С тобой стало невозможно разговаривать, — заметил как-то Клавдий, — ты считаешь себя наместником Бога на земле! Простому человеку до тебя уже не докричаться.
— Если я наместник Бога, то ты мой заместитель, — отшутился я, — хочешь, сделаю тебя герцогом Тарльским?
— Я хочу, чтоб Лесовия была единой!
— Думаешь, я этого не хочу? Но, к сожалению, у меня только половина страны.
— У тебя! Это гордыня в тебе говорит, брат Антоний!
— Называй это, как хочешь, брат Клавдий! И я давно уж не монах.
— Да ты вообще безбожник!
Клавдий по ночам молился. А я по ночам слушал рассказы Циклуса. Я так и не узнал, кто он, но то, что Земля круглая, кажется, усвоил. А еще он говорил, что никакого Бога в нашем понимании нет вообще, а то, чему мы поклоняемся — просто законы природы. Если их хорошо знать, можно управлять миром. Правда, он так и не сказал, откуда они взялись, эти законы.
Я оказался не очень способным учеником. Кир говорил, что для того, чтобы понять, что такое вещество, надо понять, что такое пустота. И на этом мое обучение заканчивалось. Пустоту я представить не мог.