Stelazin ч3

Поэтому к виду и запаху ферментативного разложения углеводов мы относимся гораздо лояльнее и дружелюбнее, нежели к ферментативному разложению белков. Сравните свои обонятельные ощущения от посещения осеннего яблоневого сада, наполненного запахами паданки, относительно посещения помойки за мясокомбинатом или какого-нибудь скотомогильника.

Еще этажом выше, над токсической опасностью, определяемой напрямую по вкусу, и инфекционной опасностью потенциально съедобной органики, определяемой по комплексу характерных признаков, находится инфекционная и травматическая опасность от наших сородичей. Нам не нравятся кожные покровы со следами заболеваний, тела, изуродованные болезнью, явные признаки патологии, у нас чувство отвращения вызывают люди измененные, деформированные, сильно травмированные и изломанные. Не только нам, собаки отшатываются от собаки, бьющейся в припадке. Если с человеком что-то сильно и явно не так, то он либо болен, и тогда на близком контакте можно заразиться, либо (в случае острой травмы, когда кровь хлещет, кишки наружу), с ним только что произошло что-то очень плохое, и вполне возможно, что это плохое все еще бродит где-то неподалеку. Так формируется эстетическое неприятия внешнего уродства и так формируется неприязнь к виду крови и исковерканных человеческих тел.

То, что это относительно самостоятельные конструкции в голове, заметно и по психопатологиям (по тому, как отдельные элементы психики ломаются, можно делать некоторые предположения касательно того, как они устроены, когда работают в нормальном режиме и нам не заметны). Специфические фобии в большинстве случаев изолированы и завязаны на какой-либо один стимул,- будь то пищевые фобии, фобии, связанные с заболеваемостью или страх крови и инъекций.

Но все, что сказано выше, это более-менее эволюционная биология. Самое же интересное происходит при переходе на следующий этаж. Тут мы достигаем социальности.

Почему к некоторым людям мы испытываем социально обусловленное отвращение? Ну понятно, потому что они мерзкие, гадкие, подлые, отвратительно себя ведут и говорят гнусные вещи. Но почему отвращение? И отвращение ли это?

Отвращение «до-социальное», - пищевое, токсическое, инфекционное, травматическое, - насколько оно связано с отвращением «социальным», с яркой негативной эмоцией в адрес людей, демонстрирующих нарушение принятых нами поведенческих и этических норм? Является ли «социальное» отвращение прямым продолжением «биологического», и основано на той же общей психической механике, только на другом уже уровне, или же это две совершенно разные истории, и мы все это называем «отвращением» скорее по аналогии, - к «гнилому» человеку мы испытываем явную неприязнь, и это внешне напоминает то, что мы испытываем к гнилому мясу, и мы все эти переживания называем одним словом «отвращение» скорее для метафорической образности (ровно так же, как слово «гнилой» может обозначать как процесс разложения белка, так и низкие моральные качества).

Однозначного ответа на этот вопрос нет. Если для всех «биологических» отвращений показана более-менее общность нейропсихических механизмов, затрагивающих реакцию передней инсулярной коры, то для «социальных» отвращений результаты не столь очевидны и сильно меняются от эксперимента к эксперименту, в зависимости от условий задач. Есть несколько недавних обзоров и пара мета-анализов, где авторы пытаются прояснить этот вопрос, - является ли условно-высшее, «социальное» отвращение прямым продолжением условно-низшего, «биологического» отвращения и работает ли это на одном и том же базовом психическом механизме?

Судя по всему, - скорее да, чем нет. Там в исследованиях результаты нейровизуализации сильно различались в зависимости от условий задачи, но в общем и целом обнаруживается некоторая общность на уровне возбуждения передних отделов инсулярной коры. Поскольку инсула вообще плотно завязана на мониторинг внутреннего телесного состояния и на самочувствие, то насчет «биологического» отвращения совершенно не удивительно, что где-то там оно конструируется, но и «социальное» отвращение, по видимому, происходит оттуда же.