Однако, если взглянуть иначе, все неподвижно. Мисти стоит, присогнув колени; ее руки вытянуты над головой. Мгновение, когда ее товарка по команде вот-вот коснется стенки и Мисти прыгнет, словно растягивается, превращаясь в минуту, в час. От перешедшего из воды в воздух хлора у Герба першит в горле.
Мисти уходит под воду; Герб спешит назад к своему джипу. По пути твердя себе, что это просто биология, химический выплеск желания, он действует на спинной мозг, и тот трепещет, как осиновый лист под ветром. И это правда. Но есть вопросы. Нет преступления, если нет действия. Разве не этому учат в воскресной школе? В одном Мисти права: действительно странно, как люди ухитряются заставлять других что-то чувствовать, совершенно к ним не прикасаясь.
Заводит двигатель, едет к дому. На западе солнце заходит за пик Медисин-Бау, выстрелив вверх стрелами золотых и серебряных лучей.
– Всех обстоятельств не учтешь, – сказала однажды Гербу мать, распределяя кончиками пальцев крем под глазами. – Долговечность брака зависит от многих факторов. Поди пойми, что у людей происходит за закрытыми дверьми.
Герб входит в дом, а Имоджина сидит там за кухонным столом вся в слезах. В угасающем свете дня ее волосы все такие же белые и чуть не светятся.
Потом они ждут, потому что клиника согласна снова ими заняться только в начале октября. На сей раз медсестер они уже знают по именам, знают дозы и схемы приема препаратов; даже медицинский язык для них уже не тайна за семью печатями. Короб с лекарствами стал меньше: у них уже есть стаканчики для образцов, спиртовые салфетки, шприцы. Имоджина опускает резинку пижамных штанов; Герб вонзает иголку первого шприца.
В офисе «Сайклопс инджиниринг» секретарши натягивают под потолком фальшивую паутину{69}
. В кабинет к Гербу приходит в гости Гесс, уже не очень новый преподаватель ботаники, угощает сэндвичами – с индюшатинкой, с маринованными помидорчиками… Затевает разговор о беременности своей жены, о том, как она блюет в кухонную раковину и как их еще не родившаяся дочка уже размером с авокадо.– Это ж спятить можно! – говорит он. – Ты только представь: каждый наш студент, каждый, кто живет в этом городе, вообще каждый из когда-либо живших на планете людей на белый свет появился только потому, что два человека трахнулись!
Герб улыбается. Едят.
– И сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь{70}
! – кричит Гесс, и крошки хлеба пополам с клочками салатных листьев разлетаются по столу.Ночью Имоджине снится сон: они с Гербом сидят на диване с цветастой обивкой в комнате у слепой старухи, пьют охлажденный чай, и слепая задает им вопросы об их сексуальной жизни. Входит мать Имоджины, таща за собой две старые покрышки. Слепая старуха делает Имоджине УЗИ. Под потолком, хлопая крыльями, мечутся голуби.
Подкожно. Внутримышечно. Герб вывинчивает использованные иглы, бросает их в контейнер для острых предметов. Выстраивает перед Имоджиной в ряд таблетки. По двору, цепляясь за будылья шалфея, стелется низовой туман, земли не видно вовсе. Между кормушками, как привидения, мечутся несколько вьюрков.
На работе Имоджина объясняет региональному менеджеру Эду Коллинзу, зачем и впредь ей часто будет нужно уходить с работы пораньше. Задирает подол юбки и показывает ему все разнообразие синяков и кровоподтеков, оставшихся после инъекций. Ягодица выглядит так, словно на ней взорвался гроздью какой-то медленный сине-лиловый фейерверк.
– Видал я и похуже, – говорит он, но оба понимают, что это неправда. У Эда две дочери и водяная горка во дворе, а каждую пятницу он играет сам с собой в мини-гольф, к вечеру напиваясь до положения риз.
В это время в пятнадцати милях оттуда, сидя за кухонным столом, Герб подписывается на пенсионный план 401-кей.{71}
Опять у Имоджины раздуваются яичники. И опять это происходит в межсезонье: по лугу ископаемых шин носятся листья; волнистая, тяжелая туча делит небо надвое.
– Так что наши две лягушки производят на свет ребеночка-головастика, – говорит Герб на своем четверговом семинаре, – и этот головастик скоро сделается таким же, как его родители, но не
После занятия он стирает с доски ребеночка-головастика, потом стрелки наследственности, потом лягушку-родителя А, лягушку-родителя В. У тела обязанность только одна, думает он, –
Завтра доктор залезет Имоджине во чрево и добудет из нее яйцеклетки.
Герб садится в машину, едет домой, жарит куриные грудки. В трубе воет ветер.
– Как ты думаешь, мне разрешат в этот раз не снимать носки?
– Там посмотрим.
– Как ты думаешь, у меня так все волосы выпадут?
– С чего это вдруг?
Потом Имоджина плачет. Он тянется к ней через стол, берет за руку.