Стендаль

Над первой из этих книг, на две трети состоящей из плагиата, он работал в течение двух лет по четыре-шесть часов в день; в ней он излагал, вперемешку с чужими мыслями, свои соображения об искусстве, истории, эстетике и политике: «Я действительно создал свой собственный стиль. Большую часть времени, которое я проводил, слушая музыку „Alla Scala“, я употреблял и на то, чтобы примирить Фенелона и Монтескье, которые поделили между собой мое сердце». Поскольку он опирался в своей работе не столько на оригиналы картин, сколько на гравюры, он не исключает возможности написать еще два тома на ту же тему.

Для второй книги — «Рим, Неаполь и Флоренция в 1817 году» — Анри Бейль впервые использовал псевдоним «Стендаль». Он позаимствовал его у небольшого города Стендаль в прусской Саксонии — родины искусствоведа Иоганна Иоахима Винкельманна: Анри действительно бывал там в 1806 году. Эта книга была построена главным образом на личных впечатлениях; если добавить к этому еще оригинальность композиции, легкость стиля, оживленного огнем импровизации, то становится понятным, что она стала первым действительно авторским произведением — так необычный псевдоним «Стендаль» ознаменовал собой первую настоящую удачу автора.

Уладив текущие дела и поручив Луи де Барралю рассылку своих книг адресатам, начинающий писатель счел, что не имеет более причин оставаться в Париже. За время своего пребывания в нем он возобновил отношения с бароном Адольфом де Марестом — со временем барон станет его ближайшим доверенным другом. Еще Анри познакомился с Жозефом Линге — секретарем министра полиции Эли Деказеса и активным сотрудником «Журналь де деба». 6 сентября он встретился с философом Антуаном Луи Клодом Дестутом де Траси, и тот подарил ему свой «Комментарий» на «Дух законов» Монтескье — в благодарность за его «Историю итальянской живописи». Пора было пускаться в обратную дорогу: «В Париже я приятно существую на поверхности жизни. Но как только я хочу углубиться — наталкиваюсь на бедный и сухой слой. В Милане, наоборот, я живу на скучноватой поверхности — из-за недостатка внешней жизни, но, стоит мне захотеть углубиться — не знаю, иллюзия это или реальность, — я обретаю ощущения самые блистательные, самые страстные, лишенные какого бы то ни было налета скуки».

Анри прибыл в Милан 21 ноября 1817 года вместе с сестрой Полиной: он хотел на несколько месяцев вырвать ее из провинции и печали траура по мужу. Он нашел ей жилье отдельно от себя, снял ей ложу в Ла Скала, а сам занялся литературой в тот самый момент, «когда романтики давали решительный бой классикам». Он объявляет себя сторонником «Эдинбург ревью» — то есть романтиков. 26 ноября он приступил к своей «Жизни Наполеона».

Счастливой любви не бывает

В Милане Анри не мог держаться в стороне от политических проблем и принялся на все лады костить ультраправых: «Я не скрываю, что я — скотина либерал, вот так». Он активно участвует в битве за романтизм и успевает «вечерами с семи часов до полуночи послушать музыку и посмотреть два балета». Настоящей его страстью, однако, стала Матильда Дембовски: его познакомили с ней 4 марта 1818 года — и он тут же страстно в нее влюбился. Анри всегда придавал огромное значение чувствам в жизни человека. Он убежден: бедность чувств — самое большое несчастье. И только изнеженный современный человек может видеть в них опасность для себя. В тот же день Анри записал в дневнике: «Великая опасность для цивилизации — это отсутствие в ней опасности. Достаточно посмотреть на Париж»…

Матильда (урожденная Висконсини, родилась в 1790 году) в 17 лет вышла замуж за польского офицера Яна Дембовского, но вскоре покинула его, не вынеся его раздражительного и грубого характера. Метильда (так ее называл Анри) сразу установила дистанцию между ним и собой — ее не смягчило даже его нескрываемое обожание. Прошло лишь несколько недель со времени их первой встречи, а она уже старалась отдалить его от себя. Анри записал в своем «Журнале»: «29 марта он получил чувствительный удар в самое сердце — этот удар подтвердил то, в отношении чего он бывает так робок. М[атильда] проявляла к нему благосклонность; казалось, ее душа стремится к его душе. И вдруг ее слуга дважды отвечал ему, что ее нет дома. Он увидел ее сегодня, но она не дала себе труда проявить хотя бы любезность — сказать, что давно его не видела. Разговор тянулся скучно. Вместо того чтобы встречаться с ней каждые три дня, ему разрешено увидеться с ней только в воскресенье. Эта встреча накрыла траурной вуалью весь день». Любовь Анри останется неразделенной, и рана от этого в нем никогда так и не заживет.