Стенограф жизни

Но мне (материнство в любви) ведь то же – «ewig-weibeich»?

Поняв – не жалко: ни молодости, ни всего того любовного. Ему я обязана – тремя четвертями написанного: не «их» любви, к <оторой> ой не было, своей любви – к ним, которых – не было <…>» (РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 26, л. 138—139 об.). Мурина тетрадь, о которой идет речь, ЧТ-27, подаренной сыном на именины с надписью: «Милый Мау, вот мой подарок вам, и пишите в нем хорошие стихи. Целую крепко. Мур. 30 июля 1933 г.». Цветаева начнет писать в ней 8 мая 1936 года, через два дня после дня ангела сына и в «пушкинские» дни, возможно, поэтому вспомнит о подарке. В тетради – черновые варианты поэмы «Автобус», «Стихи сироте», черновики писем к А. Штейгеру. Последняя дата работы в ЧТ-27— 26 января 1937 года, канун пушкинской годовщины.

В октябре 1936 г. Марине Ивановне исполнится 44 года. По-видимому, она ревнует Пастернака и к дочери Але (о ревности в связи с Алиной красотой и молодостью – откровенное признание в письме А. Берг (VII, 488)) и вообще находится с Алей в соперничестве, как молодая мать взрослой дочери. На ту же тему много в письмах к Тесковой, например, в письме от 28 декабря 1935 г. : «Если бы меня любил – скажем, по старой памяти – Борис Пастернак – Аля всегда была бы у него права, а я виновата: ибо ей 20

 лет» (ЦТ, с. 281—282). 28 февраля 1936 года Цветаева размышляет о власти пола и безвластии души, о своей «чудовищной» обратной предрасположенности, думает о Рильке, о Пастернаке – о тех, с кем у нее была в жизни исключительно заочность.

Цветаева убеждена, что только женщина-поэт могла бы предпочесть дружбу любви. Называет себя чудовищем, потому что у нее в цене мудрость, а не молодость.

Полгода спустя годовщина пастернаковского приезда в Париж в рабочей тетради «Автобуса» Цветаева пишет о рождении вдохновения, о том, что иногда оно приходит по инерции; что она трудно пишет, потому что рассуждает о тех вещах, которых недостает в жизни. Молодость свою оплакивает, себя и то, что ее любили не те, и свои 44 года БЕЗ ЛЮБВИ, и даже Вере Буниной немножко завидует, потому что та поглощена любовью к великому человеку: «NB

! <…> М. б. вдохновение и есть инерция? Самодеятель <ность> головы (ибо сердце в писат <ельстве>, к <ак> н <и> странно, почти не при чем самых „сердечных“ вещей, самых воплей сердца!) Во всех случаях кому-то спасибо. <…> (7 го июня 1936 г.)» (РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 27, л. 12—30 об.). Таким образом, поэма «Автобус» выросла еще и из неудовлетворенности поэтическим эхом, из женской обиды на нелюбовь. Дионисиево ухо Марины Цветаевой требовало другого «отзыва» на свой голос. Поэма «Автобус» – попытка восполнить отсутствующее в жизни понимание.

«Океана за окоем»

В 1925 году Пастернак писал Цветаевой о том, что природа становится историей, и ему бы хотелось быть историографом. Это должно было быть близко и понятно Цветаевой, которая в письме 1933 года к Вере Буниной написала, что в ней «вечно и страстно борются поэт и историк» (VII, 253). Вероятно, поэтому в черновиках «Автобуса» возникнет имя автора «Бедной Лизы» и великого историографа Карамзина: во время работы над отрывком «Каждый росток – что зеленый розан…»:

Слухом – так узник не слышит птиц!

Карамзин на газонах ниц!

(РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 27, л. 11 об. Вариант: «Ка <к> Карамзин распростерся ниц!» Там же.)

Появление в таком контексте фамилии Карамзина могло быть связано с любовью к природе, с мыслью Пастернака об историзме творчества: «Даже огурцы должны расти на таком припеке, на припеке исторического часа» (ЦП, с. 125).

Превращение автобуса в ошалелого бычка происходит благодаря близости природе стихов спутника. Он вывозит героиню за город, с ним

она, восхищенная, открывает зелено-голубо-лазоревый мир искусства. Вариант того же мотива – в стихотворениях «Поезд жизни», «Побег», в черновике письма Цветаевой к Б. Пастернаку: «… я рвалась, оглядывалась на Вас, заглядывалась на Вас – как на поезд заглядываешься долженствующий появиться из тумана и который хочешь-не хочешь – увезет» (СВТ, с. 279). Под действием загорода душа лирической героини делается юной, радостной, ее глаза прозревают. Спутник дарит глазам Цветаевой хрусталик искусства; его умение видеть мир делает ее богаче. В черновике поэмы, в не вошедших в окончательный текст строчках:

Позеленевшим, прозревшим глазом

Вижу, что счастье, а не напасть,

И не безумье, а высший разум:

С трона сшед – на четвереньки пасть…

(БП-65; примечание: строки записаны автором в ЧТ-27, л. 6.)