Степь ковыльная

— Да как же мне не радоваться? — привстал от волнения Павлов. — Ведь я давно душой болел, чуял — дело неладное, да прямых доказательств не было. Лоскутов всем нам омерзел. Пьяница и игрок азартный. А Монбрюн-то! «Ворона в павлиньих перьях» — помните, так назвал его рабочий, когда при вас я выдержал целый бой вместе со старшим капралом Матюшиным из-за того, что сей капитан-лейтенант нагло курил на верфях. И, наконец, Крауфорд, горделивый британец, бесперечь болтающий о «старой Англии». Хорошо, прямо-таки замечательно, что сразу можно под ребра взять всю эту компанию и воздать каждому по заслугам! Я, правда, не знаю причин сих арестов, но убеждение имею: раз приказы подписаны Александром Васильевичем, значит, дело весьма важное и улики имеются достаточные… Нет, воля ваша, не могу не радоваться — ведь речь идет о пользе государственной, об ограждении наших армий и флота от всяческих проходимцев.

— Ну, хорошо, — улыбнулся Анатолий. — Вы совершенно правы. Вижу, что вполне могу положиться на вас. Вот еще что: мне нужно завтра увидеться с капитаном первого ранга Сенявиным. Могу я попросить вас передать ему это письмо, по возможности незаметно?

— Это не составит мне никакого труда. Я, кстати, завтра утром должен быть у капитана.

— А теперь давайте «погладим» вам дорожку — выпьем по стаканчику вина.

— Охотно! — Поручик вновь улыбнулся чудесной улыбкой, так красившей и преображавшей его лицо.

На прощание Позднеев, пожимая ему руку, сказал:

— Завтра, к девяти вечера, жду вас к себе. И вот еще что: когда передадите письмо Сенявину, прошу вас подождать его ответа, и если он скажет, что не может, или — буду говорить прямо! — если он не захочет прийти ко мне, не откажите тотчас же сообщить мне об этом.

Когда затворилась дверь за Павловым, Анатолий призадумался. В своей записке он очень вежливо просил Сенявина зайти к нему завтра, не позднее двух часов дня, «для весьма срочного выполнения приказа, имеющего отношение к флоту». Но Анатолий все же сомневался, придет ли Сенявин, и предвидел, что если и придет, то объяснение с ним будет бурным.

«Может и не прийти, — думал Анатолий. — Он флаг-офицер, начальник штаба адмиралтейства Черноморского флота и, как капитан первого ранга, по табели на один чин выше меня. Флотские офицеры держатся обособленно от офицерства армии и ревниво оберегают свои права и традиции. Вдобавок Сенявин имеет крепкие связи в придворных кругах, а обо мне, вероятно, слышал, что я изгой, опальный, нахожусь здесь, по сути дела, в ссылке… Правда, говорят о нем, что он очень неглуп, отлично знает морское дело. К нему да к Ушакову большое уважение питают моряки…»

На другой день, в воскресенье, прождав тщетно Сенявина до вечера, Анатолий решил сам идти к нему, хотя и беспокоился, успеет ли возвратиться в трактир к назначенному для сбора времени. Но в тот момент, когда он уже направлялся к двери, раздался резкий стук.

— Войдите, — сказал Анатолий.

В комнату вошел стройный молодой офицер флота в серебристом парике с буклями. Все у него было каким-то иным, чем у других флотских офицеров: и голубоватый, вместо синего, цвет отлично сшитого, видимо хорошим портным, мундира добротного английского сукна; и очень дорогие, тончайшие кружева пепельного цвета, пышно ниспадавшие с шеи на грудь; такие же кружева и на широких отворотах рукавов мундира; и желтые, вместо черных, отличного шевро, высокие, выше колен, сапоги с красными каблуками; и легкая темно-желтая, палисандрового дерева трость в руке; и, наконец, сильный аромат дорогих духов.

«Прямо-таки французский маркиз, — подумал Анатолий, — но взгляд умный, проницательный…»

Отставив картинно левой рукой трость, Сенявин насмешливо улыбнулся и отрапортовал звонким голосом:

— Флаг-офицер адмиралтейства Черноморского военного флота, капитан первого ранга Сенявин явился по вашему вызову в ваше распоряжение.

— Прошу садиться! — пригласил Позднеев. — Я очень сожалею, что был поставлен в совершенную необходимость пригласить вас к себе вместо того, чтобы самому явиться к вам. У меня имелись к тому весьма веские соображения, с коими, надеюсь, вы соизволите согласиться, когда выслушаете меня…

Анатолий показал Сенявину приказ Суворова и пояснил, что речь идет о дополнительной подписи под приказом об аресте Монбрюна.

— А какие же основания, господин премьер-майор, к отдаче сего постыдного для нашего флота приказа? — строго спросил флаг-офицер.

Анатолий рассказал Сенявину о том, как передал Монбрюн на крещенской ярмарке письмо турку на имя некоего маркиза, о настойчивых расспросах Монбрюна о возможности новой турецкой войны, и о брате Пугачева, и, наконец, не упоминая об Ирине, о подслушанном разговоре в квартире Крауфордов.

Сенявин недоверчиво покачал головой: