Степан Бандера в поисках Богдана Великого

Так как все львовское оуновское дело было основано на неопровержимых, но все же не полных документах «архива Сенника», то половина подсудимых полностью отказывались от того, что занимались запрещенной деятельностью, а вторая половина объявляли себя членами ОУН и подтверждали это своими выступлениями о идейно-пропагандистских принципах своей организации, постоянно тыкая польские власти носом в их преступления против украинцев, за которые никто не нес никакой ответственности.

Все подсудимые объявили себя гражданами Украины, а Степан Бандера добавил, польское юридическое господство над Галичиной и Волынью временное. На обвинение ОУН в терроризме и в том, что она губит дружбу польского и украинского народа, Бандера резко ответил на всю Украину и Польшу:

«Цель политики польского правительства – не сближение двух народов, а государственная и национальная ассимиляция украинцев».

Польские газеты, по своему пересказывавшие львовский процесс ОУН, начали писать о том, что проводники края посылают на смерть несовершеннолетних юнцов, а сами прячутся за их спины. 5 июня Степан Бандера заявил, что именно он отдавал боевикам приказ выполнить приговор революционного трибунала – смерть за антиукраинскую деятельность – Майлову, Бабию и Бачинскому. Когда он заговорил о мотивах этих политических убийств, судья десять раз лишал его слова, затем приказал вывести из зала суда, а прокурор забился в истерике перед все понимавшими журналистами.

– Высший суд! Это пропаганда идей и лозунгов ОУН. Я не могу позволить такие разговоры в суде, это защита не подсудимых, а ОУН!

Защитник Степана Бандеры на Варшавском и Львовском процессах тридцатипятилетний Владимир Горбовой, поручик Украинской Галицийской Армии, член УВО и ОУН, связной между ПУН и КЭ ОУН на ЗУЗ, политзаключенный в концлагере Березе Картузской, доктор права Пражского университета, своими вопросами раз за разом ставил прокуроров и судей в тупик. Судья лишил защитника права голоса и над процессом стала смеяться вся Европа. Тут же второй адвокат Степан Шухевич, дядя Романа Шухевича, командир полка Украинского Корпуса Сечевых стрельцов Евгения Коновальца, автор книг «Неведомые герои» и «Большая история украинских политических процессов в Галичине и на Волыни от 1922 до 1939 года», спасший жизнь на судах десяткам украинских политических заключенных, потребовал у суда выяснить, как в полицию попал «архив Сеннка».

Судья тут же отменил прения сторон, и это решение громовым эхом отдалось не только в Польше, но и в Европе. Общественное мнение было на стороне незаконной ОУН, а совсем не никакой Варшавы, и миллионы украинцев читали последнее слово на суде Степана Бандеры, которое судье никак нельзя было прервать:

– Мы, члены Организации Украинских Националистов, не террористы. ОУН охватывает своей деятельностью всю национальную жизнь и в своей политической программе не ориентируется ни на кого. Про это мне говорить не дали.

Полицейский комиссар Кособудский и волынский воевода Юзефский должны были погибнуть не потому, что они, по словам прокурора, хотели сближения двух народов, а потому, что целью всей политики польского правительства, в том числе и на Волыни, были репрессии и государственно-национальная ассимиляция украинцев.

Что касается Бабия и Бачинского. Мы считаем, что обязанностью каждого украинца является подчинение своих личных дел и всей своей жизни интересам и благу нации. Если же кто-то добровольно и сознательно сотрудничает с врагами, борющимися с украинским освободительным движением, то мы считаем, что за такое преступление национальной измены должна быть только кара смерти.

Что касается покушения на советское консульство во Львове. Прокурор заявил, что мы хотели испортить польско-советские отношения. ОУН в своей политической деятельности отбрасывает ориентацию на кого-нибудь. ОУН отбрасывает концепцию восстановления украинского государства в случае польско-большевистского конфликта. Мы знаем из истории, что в отношении Украины Польша с Москвой всегда договаривались.

Все боевые акты, которые рассматривались в этом зале, являются только фрагментами даже не всей революционной, но даже и только боевой деятельности. Из процесса выходит, что ОУН всю свою деятельность сводит только к боевым акциям. Заявляю, что боевые акции не являются единственными, а только равноценными с другими акциями и направлениями работы ОУН.

Поскольку в этом зале рассматривали покушения, которые провела ОУН, кто-то мог бы подумать, что наша Организация не считается с жизнью человека вообще и даже с жизнями своих членов. Коротко скажу: люди, которые все время в своей работе сознают, что каждую минуту сами могут потерять жизнь, такие люди, как никто другой, умеют ценить жизнь. Они знают ее ценность. ОУН ценит жизнь своих членов, очень ценит, но мы понимаем, что наша идея такая величественная, что когда идет разговор о ее реализации, то не единицы, не сотни, а миллионы жертв нужны и возможны, чтобы ее реализовать.