Степень риска

Обер-лейтенант Эрвин Буш действительно неплохо знал русский язык. Этот язык, как язык вероятного противника, он стал изучать еще инструктором в планерном клубе союза летчиков гитлерюгенда, а ко времени вторжения в Россию знал его если не в совершенстве, то, во всяком случае, достаточно хорошо. Именно знание русского стало причиной его перевода из первого отряда 51 й истребительной эскадры в секретный отдел Курьерской эскадрильи главного командования люфтваффе. Он не был ограниченным солдафоном и умел делать выводы из конкретных событий. Когда по личному приказу Гитлера особая «Авиаэскадра подполковника Ровеля» провела аэрофотосъемку районов Западной России, ее специально оборудованные самолеты с высот во много тысяч метров выявили практически все русские аэродромы вплоть до полевых площадок. Русская авиация в первые часы войны внезапным ударом почти полностью была уничтожена. Но в воздушных боях до 19 июля 1941 года «уничтоженные» «красные люфтваффе» смогли вывести из строя 1284 немецких самолета. Сравнивая кульминацию воздушной битвы за Британию в октябре 1940 года с яростью воздушных боев июня-июля 1941 года на Восточном фронте, Эрвин Буш благодарил судьбу за то, что она дала ему шанс дожить до победы, в которой он, разумеется, не сомневался. Правда, накануне вторжения в Россию в тайниках души Эрвина Буша все-таки гнездилось сомнение в благополучном исходе схватки вермахта с русской армией. Он хорошо помнил солнечный день 18 июня 1941 года, когда его в числе других молодых летчиков пригласили на один из аэродромов рейха. Там собрались наиболее опытные немецкие летчики, были и шеф германских пилотов Геринг, и сам Гитлер. Предстояла встреча с русскими. По официальному приглашению 14 июня 1941 года четверо русских летчиков прибыли в Германию «обмениваться опытом». Эрвина поразила абсолютная раскованность и жизнерадостность гостей, их молодость и нескрываемая уверенность в превосходстве русской авиации над любой другой. Эта подчеркнутая уверенность не ускользнула от Гитлера, тем более что до начала войны против СССР оставалось всего четыре дня. Русским предложили взлететь на новейшем предсерийном германском истребителе «Хейнкель-100Д-0». Таких в люфтваффе было всего три экземпляра. Самый молодой из русских летчиков с трудно выговариваемой фамилией «Федорофф» поднял машину в воздух и на глазах шокированных зрителей продемонстрировал такой каскад фигур высшего пилотажа, причем даже замедленную «бочку», которую во всем мире исполняли считанные пилоты, что Гитлер лично наградил русского Железным крестом 1 й степени с дубовыми листьями. Вручая награду, Гитлер попросил дать оценку новому самолету. Принимая крест, «Федорофф» отрезал:

– С мотором наплачетесь.

Впоследствии Эрвину рассказали, что, когда русские предложили Герингу повторить замедленную «бочку», тот не стал кривить душой и признался, что подобного никто из немецких пилотов повторить не сможет. Геринг отнюдь не заблуждался относительно летного мастерства своих подопечных: сотни немецких летчиков проходили летную практику в России – в Липецкой военно-авиационной школе. Многие впоследствии знаменитые летчики ВВС Германии совершенствовали приемы высшего пилотажа именно в этом засекреченном учебном заведении, был среди них и Герман Геринг.

На прощальном банкете в честь русских асов обескураженный Гитлер лично от себя подарил молодому русскому четыре золотые монеты. Золотое содержание такой монеты номиналом в 10 000 марок равнялось в Германии стоимости нескольких «мерседесов».

История – вещь упрямая: из-за конструктивных недостатков двигателя ДБ-601, о чем Федоров лично уведомил Гитлера, истребитель Хе-100 в производство не пошел, и кроме трех предсерийных было изготовлено еще только двенадцать самолетов…

Что касается поразившего Эрвина русского летчика, то Герой Советского Союза, «сталинский сокол» Иван Федоров одержал за свою летную карьеру 134 победы, не учитывая самолеты, сбитые в небе Калининского фронта, когда он в середине 1942 года непродолжительное время командовал летчиками-штрафниками 3 й воздушной армии. Группа под его командованием сбила 400 самолетов противника. О ярости тех боев свидетельствует случай, когда Федоров один вступил в бой с 56 немецкими самолетами и сбил в этом бою шесть «юнкерсов». Судьба лишила его всенародной славы: награжденный орденами Ленина и Александра Невского, четырьмя орденами Красного Знамени, семью орденами Отечественной войны 1 й степени и одним 2 й степени, свою Звезду Героя он получил только в 1948 году за испытательный полет на Ла-176. Судьба вообще не баловала его: ни разу не сбитый в боях противником, он девятнадцать раз был сбит своими зенитчиками.

Но Федоров – это отдельная история, и если такая колоритная личность произвела впечатление на самого Гитлера, то уж, конечно, могла заронить зерна сомнения в неокрепшую душу Эрвина Буша.

Глупое стечение обстоятельств поставило обер-лейтенанта между двух огней. Он хорошо знал, что кроме расстрела за утрату секретной почты ему ничего ожидать не приходится. Неисполнение требований русских также означало смерть, причем смерть скорую и бесславную. Его труп просто останется гнить в каком-нибудь лесном болоте. Так уж случилось, что с одинаковой долей вероятности он мог получить как немецкую, так и русскую пулю. Впрочем, у командира этих недочеловеков на поясе висел германский пистолет П-08, парабеллум, так что в любом случае пуля будет немецкой.

Обер-лейтенант Эрвин Буш хотел жить, а не гнить в русской земле, значит, надо было чем-то поступиться. После скорой победы германского оружия свои вряд ли его расстреляют, но сейчас это обязательно сделают захватившие его русские.

Обер-лейтенант с трудом поднялся навстречу подошедшему офицеру с двумя красными кубиками на петлицах и с легким немецким акцентом сказал по-русски:

– Господин лейтенант, я готов отвечать на ваши вопросы…

К явному неудовольствию немца, лейтенант Краюхин совсем не удивился ни тому, что пленный вообще заговорил, ни тому, что заговорил он на русском языке. Он жестом подозвал к себе немца и, развернув перед ним его же, обер-лейтенанта, планшет, сказал:

– Надеюсь, вы не новичок и в картах разбираетесь, – не обращая внимания на то, как брезгливо поморщился немец при этих словах, Краюхин обвел кончиком красного карандаша небольшой участок в предместье Могилева и поднял глаза на немца: – Здесь колхозные поля. Рожь там или пшеница – не знаю, но место это ровное. Самолет посадить можно. Вы должны перебросить двух наших бойцов именно сюда, – Краюхин поставил на карту жирную красную точку и закончил: – дальше лететь нельзя – собьют.

Обер-лейтенант недобро усмехнулся и сказал:

– А вы не боитесь, что я могу полететь совсем в другую сторону, господин лейтенант, например, туда, куда я намеревался лететь до пленения?

– Не боюсь, – Краюхин ждал этого вопроса. – С вами полетят наши люди, они тоже хотят дожить до нашей победы, но в отличие от вас смерти не испугаются и при малейшем подозрении вас пристрелят. Так что, будьте уверены, этот номер у вас не пройдет.

Краюхин захлопнул планшет, протянул его пилоту и спросил:

– Вам все ясно? Если вопросов нет, пойдемте к шоссе. Туда перекатили самолет.