Степной рассвет

С момента удара горелкинцев по железнодорожной станции, японскому командованию уже несколько раз приходилось корректировать свои планы. Из-за этого захват позиций на горе Баин-Цаган произошел на сутки позже запланированного. Затем вечерний авиаудар по переправе также сильно задержал полноценное развертывание второго эшелона наступающих японских полков. Но само наступление не остановилось. А вот контрудар бронечастями снова спутал все карты. Позавчера командующий первой армейской группой комкор Жуков вовремя отдал чрезвычайно рискованный приказ на нанесение по прорвавшимся в районе плоскогорья японским частям флангового удара бронечастями подвижного резерва, практически без поддержки этого удара пехотой. Танкисты понесли потери, но смогли на отдельных участках сбить врага с позиций. После этого перед советско-монгольским командованием в полный рост встал вопрос об оказании огневой поддержки танкистам. Эту поддержку смогли организовать авиачасти ВВС Первой армейской группы. Японцы же решали обратную задачу. В результате, в небе над плоскогорьем временами сходились до двух сотен самолетов. Эскадрилья Горелкина чаще прикрывала соседние участки фронта. Лишь в одном из наиболее крупных воздушных боев особая часть поучаствовала, в качестве прикрытия СБ. Японцы атаковали жестко, но так и не смогли толком пробиться к подопечным горелкинцев. СБ получили повреждения, но потерь не понесли, а прикрывающие сбили один И-97 и повредили второй. Правда, на обратном пути встречная эскадрилья «ишаков» почему-то приняла их самих за японцев и вышла на них в атаку, но вовремя разобралась и трагедии не случилось. Помимо этого в ранние утренние и в вечерние часы И-14 наносили быстрые удары по вражеским резервам. В эти дни небо чаще всего оставалось за краснозвездными машинами, а проигранное воздушное сражение и вовсе поставило войска на плоскогорье в ситуацию частичной блокады из-за воздушного господства противника. Оставался не решенным вопрос полного окружения и уничтожения японских частей на западном берегу. В штабе советско-монгольских войск одно совещание сменялось другим. Комэск особой эскадрильи, возвратясь из очередной поездки к начальству, наконец узрел то, что успел упустить в расположении за эти часы и дни военного дурдома.

— Петрович, это что?

— Хм… «Кирасир».

— Сам вижу, что не «Максим Горький»! Что с ним стало? Мне что, уже ни на задание, ни в штаб ВВС, ни к начальству, теперь отлучаться отсюда нельзя? Вы совсем тут без меня охренели?!

— Командир, тут вишь какое дело…

— ТА-А-АК. ОПЯТЬ! Чья это была идея, я тебя уже даже и не спрашиваю. Где этот охреневший… изобретатель?! Слушай, нет, я все понимаю, по нему может быть уже давно Колыма плачет. Ну нечего терять человеку, вот он и куражится. Но ты-то! Ты-то, Петрович! Ты же чекист… Ты же… Да как ты… Как ты мог на поводу у этого анархиста пойти? Ответь мне, Петрович!

— Да погоди ты, Олегыч, ругаться! Просто мы из «Кирасира» опытную машину сделали. Это теперь не учебный истребитель, а блиндированный штурмовик для атаки наземных…

— ЧТО?! Где этот «Кулибин», подкос ему в селезенку!? Где он, я тебя спрашиваю?!

Появление стремительно ставшего опальным начлета пред грозными очами начальства вначале сопровождалось трагической минутой молчания. Скорбная тишина сопровождалась чрезвычайно выразительными взглядами и медленным изменением в лице комэска. Учуяв грядущую любовь начальства к уставу, Павла первой прервала молчание с фатальной обреченностью бросающегося на амбразуру пехотинца Матросова.

— Товарищ капитан, разрешите обратиться?

— Значит так, ТОВАРИЩ ЛЕЙТЕНАНТ… шагом марш вместе со мной в штаб… от греха подальше.

Дальнейшее уставное общение командира и его зама состоялось уже под гостеприимной крышей штабного барака. О чем там шла речь, не понял толком даже стоящий на часах боец роты охраны. Как ни старался он вытягивать и чутко вращать свой аудиолокатор в своей безумной надежде, но смог разобрать лишь отдельные слова, сказанные то шипящим свистом, то стремительно нарастающим сиреноподобным рыком. А еще через полчаса комэск, как ошпаренный, выскочил из штаба, влепил первому попавшемуся ему под горячую руку младшему лейтенанту выговор за неопрятный внешний вид. Потом, найдя начтеха, выдал ему несколько нервных указаний и, продолжая метать электродуговые искры из глаз, унесся к своему секретному начальству на прикомандированном для этой цели «Форде».

***