Стерегущие золото грифы

Он впервые взял с собой на охоту Эркеле в начале лета, попросив у Сестры лошадь, – вдвоем в одном седле было слишком неудобно. Привычную для Эркеле хвойную Тайгу здесь разбавляли тонкие стволы берез и осин. С удивлением рассматривала она пышное разнотравье под ногами лошади. Над ранними цветами сонно гудели пчелы.

– Смотри, Ойго…

– Тише! – тут же перебил ее Ойгор, резко останавливая коня. – Никогда не называй моего имени так громко там, где я охочусь.

– Почему? – с недоумением спросила Эркеле.

– Ни лес, ни зверь не должны знать моего имени. После смерти у духа каждого зверя два пути. Небесные пастбища, куда попадает и всякий достойный человек. И нижний мир, владыке которого не понравится, что человек посмел поднять руку на создание земли.

– Я понимаю. – Эркеле кивнула. – Если твое имя там назовут, тогда что?

Ойгор поежился.

– Тогда пошлют за мной одного из нижних людей в облике зверя. Это будет смерть моя. Стрела летит мимо такого, и нож его не берет.

Эркеле побледнела так, что веснушки на носу и щеках стали ярче. Она рассеянно рассматривала лесистые склоны невысоких гор, за которыми вставали заснеженные исполины.

– Ты что? – забеспокоился Ойгор. – Напугал тебя сказками? Может, это и выдумки, да только проверять не хочется.

– Никогда… не встречала нижних людей, – сказала Эркеле, выдавливая слова из пересохшего горла.

Взгляд его был добрым и внимательным. Ойгор подъехал ближе и взял руку Эркеле в свою.

– Ты действительно не помнишь, кто ты?

– Нет, я же говорила – нет! – горячо ответила Эркеле. – Я недолго прожила в Тайге, пока Охотник не нашел. Как там оказалась и где была до этого – не помню. Не веришь? Может, я – из нижнего мира? Так думаешь?

– Это вряд ли, – засмеялся Ойгор. – Ты просто таежное диво, морок, видение. И я достаточно не в себе, чтобы такую взять в жены. Я больше не буду расспрашивать, извини меня. Это, наверное, страшно – не помнить, кто ты.

– Я помню тебя и имя, которое ты мне дал. Больше ничего не нужно. Поцелуй, – потребовала Эркеле, потянувшись к нему.

– А говоришь, ничего не нужно.

Теплое дыхание Ойгора на ее губах, его рука на плече – придержал, чтобы Эркеле не упала с лошади.

К полудню они добрались до водопада, где решили отдохнуть и отпустить лошадей попастись и напиться. Высокий водопад гремел, роняя воду на большие валуны. От него веяло прохладой. В воздухе висели мириады мельчайших брызг – невесомая водяная пыль, клубящаяся вокруг и отражающая солнечные лучи, как россыпь драгоценных камней. Крошечные радуги рождались из воды и света прямо на глазах Ойгора и Эркеле.

Эркеле засмеялась и захлопала в ладоши. Она быстро сняла чулки с толстыми кожаными подошвами, задрала юбку до колен и принялась перепрыгивать с камня на камень там, где вода уже текла по пологому руслу.

– Эй, там скользко! – крикнул Ойгор. – И вода ледяная.

Он так любил ее в этот момент. Непосредственную, неопытную, как ребенок, едва научившийся ходить. Эркеле приводили в восторг прекрасные и простые вещи. А он, глупец, еще раздумывал, что подарить на свадьбу. Эта девушка принимала как самый дорогой подарок все, что он показывал и рассказывал.

– Иди сюда! Это весело! – звала Эркеле, все-таки намочившая подол.

Что Ойгор мог ответить на это? Что если сейчас войдет в эту обжигающе холодную воду, то нынче же ночью расплатится невыносимой болью в ногах? Что он неполноценен и не так вынослив, как прочие? Эркеле не обращает внимания на его увечье, так стоит ли лишний раз ей напоминать?

Разувшись, Ойгор медленно вошел в воду, доходящую до середины щиколотки. Нет, не ночью – боль пришла сразу. Но он терпел, гоняясь за прыткой Эркеле, стараясь не упасть, споткнувшись или поскользнувшись, и был счастлив. Поймав Эркеле и прижав ее, отбивающуюся, спиной к своей груди, уткнувшись лицом в растрепавшиеся волосы, Ойгор забыл о боли.

Он не мог встать с постели несколько дней и радовался, что в аиле один, – никто не слышал его стонов: кости будто дробили ударами кузнечного молота. Ойгору едва удавалось сесть, чтобы смазать жгучей мазью непослушные, будто чужие ноги. Посреди горячечного бреда явилась Эркеле. Он видел ее каре-зеленые глаза и чувствовал теплую ладонь на щеке. Ойгор слышал голос Сестры, о чем-то спорящей с Эркеле. Он понял только, что та наотрез отказалась уходить. Голос Сестры пропал, а Эркеле осталась.

Ойгор проснулся утром – он не знал, каким утром по счету. Эркеле спала в его ногах, обнимая их. Боль еще тупо пульсировала внутри, но была терпимой. Ойгор сел.

– Я поссорилась с твоей Сестрой, – раздался сонный голос. – Она не велела ночевать у тебя. Ей все равно, что тебе больно?

– Наверное, да. Гораздо важнее, что скажут люди.

– Эркеле глупая, – печально сказала она. – Это все та холодная вода, правда?

– Правда. Но я был живым, как никогда, пусть даже потом пришла расплата.

Эркеле подняла голову и виновато улыбнулась.