Вместо крика, ругани или еще какого-либо проявления недовольства дед просто отвернулся от Демьяна, и Мишке вспомнилось, как весной, после нападения на стан ратнинцев «людей в белом», Корней точно так же отвернулся от Акима, который не то чтобы отказался, а только намекнул, что не очень-то и стремился стать десятником: чего-чего, а равнодушия Корней не терпел. Правда, Демка продемонстрировал отнюдь не равнодушие, он откровенно нарывался на скандал, но дед проигнорировал и это.
Покрутив головой, Корней вопросил, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Кузьма где?
— В крепости остался, — ответил Мишка.
— Так… Павел? — Корней опять огляделся. — Павел где?
— Так раненый же он! — отозвался неизвестно откуда вылезший Варлам, без шлема, с распухшей щекой и четко отпечатавшимся на челюсти следом от подбородочного ремня. — На хуторе оставили! — Варлам уставился на Корнея по-собачьи преданным и каким-то ждущим взглядом. — Я вместо него на десяток поставлен, господин сотник…
Корней, не обращая внимания на Варлама, только что не виляющего хвостом (за отсутствием оного), опять огляделся и, ткнув указательным пальцем в Дмитрия, приказал:
— Дмитрий, принять Младшую стражу!
— Слушаюсь, господин сотник! — Вот тут все было четко: приказ есть приказ, и никаких сомнений или отговорок. — Кому сдать десяток?
— Сам выбери! — Корнею было не до мелочей. — А этого и этого — тычок пальцем сначала в сторону Мишки, потом Демьяна, — рядовыми… в десяток Павла!
— Слушаюсь, господин сотник! — Снова ни малейшего колебания или паузы. — Младший урядник Степан, принять второй десяток!
— Слушаюсь, господин… старшина!
— Младший урядник Климентий, принять четвертый десяток!.. Климентий! Не слышу ответа!
Клим недоуменно глянул сначала на Демку, потом на Мишку и, только уловив на себе свирепый взгляд сотника, торопливо отбарабанил:
— Слушаюсь, господин старшина!
Мишка наблюдал за всем этим спектаклем так, словно все это происходило не с ним, а с кем-то посторонним, и, лишь заметив злобно-торжествующее выражение на лице Варлама, понял: Младшая стража, все остальное, что создавалось им с такими трудами и такими надеждами, отнято, отдано в чужие руки и… как он не нажал на спуск уже наведенного на Варлама самострела, знал, наверное, только Немой, ударивший так, что не только выбил самострел у Мишки из рук, но и самого Мишку из седла.
Упал Мишка неловко и не то чтобы обеспамятел, но на некоторое время потерял ориентировку. Откуда-то сверху до него донесся удовлетворенный голос деда:
— Кхе! Вот так, значит. Ну старшина… Кхе… Показывай: где тут что.
— Слушаюсь, господин…
— Да не ори ты, едрена-матрена! Убитых много?
— Пятеро отроков и наставник Анисим, раненых — девять, из них двое тяжело.
— Пятеро?! Да вы что тут, совсем охренели?
— Здесь только один отрок, а четверо на хуторе, господин сотник.
— Едрена… Зачем полезли, если там столько стражников оказалось?
— Был приказ взять хутор. Приказ выполнен, господин сотник. Четыре к тридцати двум — размен хороший, тем более — первый бой. Могли бы и вообще только одним убитым обойтись, но урядник Павел за своими отроками не уследил. А здесь, после хутора, уже легко все прошло… убитый от неожиданности случился — на умелого воина напоролись, с ним даже наставник Алексей справиться не смог.
— Кхе… Легко пошло… Чего вас сюда вообще понесло-то? Я же ясно приказал: в острог без меня не лезть!
— Мы про приказ не знали, господин сотник, а с наставника Алексея сейчас не спросишь. Да и случай удачный представился…
— Это, по-твоему, удача? — Мишке было не видно, но Корней, похоже, указывал то ли на Алексея, то ли на Георгия. — А если б тут не один опытный вояка оказался?
— А он и был не один. — Дмитрий держался уверенно, словно не впервые участвовал в подобном разговоре. — Еще двоих застрелили, а остальные вон там, в сарае, заперты. Случайность, господин сотник, на войне всякое случается.
— На войне… много ты знаешь! — Корней, судя по голосу, начал остывать. — Тебя послушать, так все вы… — Сотник недоговорил, видимо спохватившись, что утрачивает строгость, и заорал: — Урядник! Чего тут отрок валяется? Пьяный, что ли?
Почти тут же перед лицом Мишки появились сапоги, а над головой раздался голос Варлама:
— Встать! Чего разлегся?! Встать, я сказал!