Стигал

Денег на выкуп у меня нет, и даже если я все продам, то и треть не наберу, да и кто в Грозном жилье ныне купит – все распродают. Я понял четко одно, что оружие мне не поможет, а, наоборот, только усугубит мое положение, в конфронтации с безликой бандой я проиграю, а более того, кого-то из родственников убьют. В общем, я решил от купленного оружия избавиться, да у меня его никто не берет, все оружие лишь продают. А держать дома такой арсенал я тоже не хотел, казалось, что оно само по себе стрелять начнет, и вот я взял все это смертоносное хозяйство, отвез в родные горы, тщательно замуровал в прорезиненный, добротный брезент, который мы используем на буровой против ржавчины, запрятал поглубже в расщелине скалы, у моего родового надела в горах. К этому времени закончился мой срок отпуска – я мог его продлить, но не захотел, подумал, что работа как-то отвлечет, поможет. Так и случилось, потому что через пару дней, абсолютно не таясь, в моем кабинете появились двое молодых людей, один явно спортсмен, здоровый. Они современны, если судить по одежде, уверенны, даже нагловаты, бородаты, что в моде, и пистолеты за поясом, что тоже не диковинный атрибут времени. Понятно, что они не представились, но сказали, что в курсе моих бед и дел, что к похищению однозначно непричастны – мол, их удел бизнес. Предлагают взаимовыгодную сделку: вместо 250 тысяч долларов – 250 тонн нефти, всего пять «бочек»… Они еще что-то хотели сказать или сказали, но перед моими глазами вырос образ моего несчастного сына, и я даже тогда все не помнил, а сейчас и не хочу вспоминать. Просто я был в таком бешенстве, что умудрился как-то перепрыгнуть через стол и этого, что говорил, чуть ли не придушил. Они бы не ушли, ведь у меня в приемной сидел сын дяди Гехо и еще пару моих работников. Но и эти пришельцы были не одни, во дворе еще одна машина, и все вооружены. Столкновение было нешуточное, жесткое и жестокое. Те, что во дворе, страховали, были с автоматами, стреляли; больше в потолки, но все же моего работника ранили. А я, с разбитой головой и из носа кровь, бессильно матерился в окно вслед мчащимся машинам – обе одной марки «BMW». В тот момент я жалел, что нет оружия… Чуть позже, забегая вперед, скажу, что раскопал свой давнишний арсенал, словно откопал томагавк войны. Вот такие у меня ныне времена, хотя вроде бы и мирные. Однако об этом и думать не хочется, а тот конфликт в моем кабинете стал как бы кульминацией всего процесса.

Дело в том, что одного из приехавших наши работники узнали. Оказывается, это был сын одного из известнейших нефтяников республики, который ныне на пенсии. Его я очень хорошо знал, очень уважаемый человек, отец большого семейства. Вот и поехал я к нему в тот же вечер с перевязанной головой. Со мной сын дяди Гехо и еще пара родственников. Старый нефтяник жил, как и работал. На окраине Грозного у него небольшой, но добротный дом, и, как мы уже выяснили, рядом, занимая почти весь квартал, живут восемь его сыновей – уже взрослые, семейные люди. Тот, кого я пытался придушить, – спортсмен, в их семье предпоследний, его нет, а вот пятеро старших вокруг престарелого, но еще крепкого отца сидят как монолит, почти все вооружены – атрибут времени.

Без особых церемоний и вступлений я все, как есть, им изложил.

– Ты хочешь сказать, что наш брат причастен к воровству твоего сына? – жестко спросил меня старший сын.

– Да, – в тон ему ответил я.

Все братья вскочили.

– Сесть! – приказал им отец, костылем слегка ударил по ноге старшего сына.

Наступила долгая, тягостная пауза.

– Кха-кха, – кашлянул старик. – Гм, до девяносто двух лет прожил, а такого в моем доме не слышал и не представлял, что услышу…

– Это ложь! – выдал сквозь зубы старший сын.

– Замолчи, – здесь командует отец.

Как бы от тяжести мыслей опустил старик голову на крюк посоха, надолго задумался и потом уже охрипшим голосом:

– Под самый конец жизни – такое… Мы тебя выслушали. Это серьезное обвинение, с которым тяжело, даже невозможно жить. Нам надо разобраться.

На следующий день, вечером, я сидел на работе и, как говорится, нутром чувствовал, что с сыном что-то творится. Я решил срочно ехать в горы, выкопать оружие и в бой, со всеми в бой… я этого старика-нефтяника в заложники возьму! Вот какие завихрения бывают, а вдруг я на это пошел бы? А мог. Но жизнь она ведь всегда непредсказуема, зигзагообразна – я даже не помню, кто, да мне сообщили – сын дома. Как я мчался. А он грязный, худой, жалкий, но все же улыбается, и первое:

– А где мама? А младший? А Шовда где?

Как передать те чувства, которые я в тот момент испытывал. А ведь если посмотреть с позиции сегодняшнего дня, какое это было хорошее время! Парадокс жизни и времени.

А тогда, а тогда я был страшно встревожен, удручен. С одной стороны, я не знал, каким образом сына освободили и как? Могли быть всякие нюансы и действия со стороны бандитов. А с другой стороны, я видел, в каком физическом, а главное, в психологическом состоянии был мой старший сын. Я не мог на него спокойно смотреть, а он жалобно попросил: